— Хорошо, — улыбнулся в ответ Борис и пошел в кабинет начальника.

Тот сидел за своим столом, хмуро глядя в какие-то бумаги, лежащие перед ним. В кабинете стоял ядреный запах одеколона, однако он не перебивал запах тяжелого похмелья, исходивший от Александра Ароновича. Под глазами у того темнели мешки, а взгляд был болезненно тяжел.

— Товарищ майор, вызывали? — как ни в чем ни бывало заглянул в дверь Борис.

Он прекрасно понимал, что утром его будет ждать неприятный разговор, поэтому был готов к нему. Армейский опыт подсказывал, что в таких случаях спорить с начальством и пытаться что-то доказать — значит делать себе только хуже, правило «я начальник — ты дурак» ещё никто не отменял, а уж если на тебе погоны, так и подавно. В таких случаях надо либо сразу же каяться в содеянном в надежде, что повинную голову меч сечь не будет, либо же, как говорили у них, «включать дурака». Каяться Борис не собирался, поэтому оставался второй вариант.

Гольдович, сняв с носа очки, поднял на своего водителя мутный взгляд.

— Ты где вчера был? Ты почему ко мне не приехал как я тебе сказал? — спросил он Бориса, пытаясь выжать из своего голоса как можно больше металла.

Тот, глядя на начальника самыми честными глазами, на какие только был способен, недоумевающе пожал плечами:

— Как где? Я к вам приехал, как вы и просили, ровно в восемь. Ждал полтора с лишним часа, никто не вышел, ну я и подумал, что ваши гости раньше разошлись. Я и уехал. Без двадцати десять уже было.

— А диспетчер?! Тебе диспетчер говорила, что я тебя искал? — сквозь металл пробился визг.

— Диспетчер? Говорила, но я, наверное, не так её понял, я подумал, вы звонили сказать, чтоб я домой ехал, не ждал никого.

— Да как так-то?! — опять взвизгнул Гольдович и быстро заморгал. — Да если б все раньше разъехались, я бы там везде посты расставил, чтоб тебя предупредить, чтоб ты не сидел, не ждал просто так. Да я бы… — он как-то растеряно посмотрел по сторонам. — Да я бы… А так мне пришлось самому такси искать по всему городу, по домам всех на такси развозить.

Борис стоял и молча глядел на своего начальника: «Ага, посты бы ты расставил, от тебя дождешься…» Он снова пожал плечами:

— Не знаю, товарищ майор, я думал, вы уже разъехались. До меня ещё, раньше.

Гольдович умолк и уставился на своего водителя. С полминуты оба молча просто смотрели друг на друга. Один спокойным и честным взглядом, другой — мутным и тяжелым.

Наконец, Борис сунул руку во внутренний карман куртки.

— Да… товарищ майор, я тут вот ещё…

Он достал свернутый лист бумаги, расправил его и положил на стол перед начальником.

— Что это? — Гольдович посмотрел по сторонам в поисках очков.

— Рапорт на увольнение, товарищ майор.

Начальник поднял на Бориса глаза и, прищурившись, пристально посмотрел на него.

— А-а… — протянул он. — Ну что ж, понятно…

Не говоря больше ни слова, Александр Аронович взял ручку.

Уже на следующий день Борис ехал домой. И не на выходные, а насовсем. «Нет, господа начальники, пускай вас кто-нибудь другой возит, — думал он, глядя на белые поля сквозь покрытое тонкой изморозью автобусное окно. — Не моё это… А я уж лучше на ЗИЛе или на КАМАЗе каком-нибудь… Ничего, и так проживем… без солидности… Зато нервы здоровее будут».

Всё нормально…

Ещё четыре дня назад молодой тридцатилетний мужик Игорь Бугров убирался в своем огороде в одной футболке и легких спортивных штанах. А когда жёг за баней успевшую высохнуть картофельную ботву, так и вовсе упрел: бабьелетнее солнце жарило так, что впору было идти на речку загорать.

А потом всё изменилось буквально в одночасье. Ночью ветер, поменявший направление на северное, приволок откуда‑то с тайги угрюмые и холодные дождевые тучи, вмиг превратившие поселковые улицы в грязное месиво. Через день ударил первый утренний морозец, который решительно сковал эту грязь и покрыл лужи тонкой пленочкой хрупкого льда. А ещё через день послеобеденный моросящий дождик к вечеру сменился мелкими, суетливо мельтешащими снежинками, летевшими, казалось, со всех сторон. И наутро крыши домов стояли белые, непривычно нарядные, укрытые первым стыдливым снежком, а из печных труб к небу потянулись столбики дыма.

— Всё, отдохнули от золы да от копоти. Теперь снова топи каждый день, — Игорь поставил возле печки ведро угля и бухнул рядом охапку березовых дров.

— Так, куда деваться-то? — жена Лариса, хлопотавшая тут же на кухне, философски пожала плечами. — Чай, в Сибири живем, не на югах. Ладно, хоть раз в день пока топить можно, не сильно же холодно ещё, не зима.

— Ну да, — согласился с ней муж, — и то ладно, что пока хоть раз в день топить.

К любой работе по дому Игорь относился спокойно, но вот к топке печи душа у него никогда не лежала. Не нравилось ему возиться с углем и дровами, золу выгребать через день да каждый день. А к марту месяцу ему это дело так надоедало, что он дождаться не мог, когда же придет тепло, чтоб можно было всё это делать хоть немного, но пореже.

Затопив печь, Игорь пошел к раковине умываться, а Лариса стала накрывать на стол.

— Ты сегодня в рейс? Далеко едешь? — спросила она мужа, накладывая в тарелку гречневой каши с тушеным мясом.

— Нет, я вчера на ТО встал, — он присел за стол, — так что, на обед домой прибегу.

Игорь работал шофером на местной автобазе, до которой было пешком всего‑то минут десять-пятнадцать ходьбы. Сперва надо было дойти по их переулку до центральной улицы поселка, потом свернуть и дальше, вдоль многоквартирных деревянных бараков, стоявших по обе стороны от дороги, около километра до автобазы.

В это утро, глубоко засунув руки в карманы куртки и накинув капюшон, Игорь шел в гараж и думал, с чего лучше начать работы по техобслуживанию своего старенького «зилка»: «Масло, тосол заменить ещё успею, а вот задние колодки тормозные сегодня поменять было бы неплохо. Надо будет сразу с утра к Семёнычу на склад зайти, пусть выдает».

Дойдя до центральной улицы, он повернул направо и зашагал уже по асфальту. Их поселок считался пригородным, но, по сути, это была обычная деревня. Разросшийся и не так давно поглотивший её город из всех благ цивилизации принес сюда лишь центральный водопровод с холодной водой и единственную асфальтированную улицу — центральную. Электричество, понятное дело, было и раньше.

— Игорь!