Англо-французы потребовали у принца Гуна до полудня 13 октября передать их войскам ворота Аньтин (Аньдинмынь) в северной стене Пекина. Союзники начали установку батареи осадных и нарезных орудий в 750 шагах от ворот.

«Китайские солдаты смотрели с любопытством со своих стен на постройку батарей и вовсе не препятствовали производству работ», – с каким-то даже унынием от этой безблагодатности цинского оружия пишут Бутаков и Тизенгаузен. Вскоре осадная батарея была готова к открытию огня, и лишь за несколько минут до истечения срока ультиматума маньчжурские власти открыли ворота для европейских солдат.

Принц Гун не решался начать переговоры, опасаясь за свою личную безопасность после убийства маньчжурскими солдатами части европейских парламентёров. А интервенты опасались зимовать в районе Пекина, до них доходили слухи о большой армии, собираемой к западу от китайской столицы. Чтобы поторопить маньчжурского принца, европейцы окончательно сожгли и разрушили дворцовый комплекс Юаньминъюань и пригрозили сжечь императорский дворец в самом городе. Глава британской дипломатической миссии лорд Элджин даже пригрозил свергнуть династию Цин и заменить её «Царём Небесным» тайпинов, с которым и подписать мирный договор…

Российский посланник генерал-майор Николай Игнатьев, находившийся в Пекине и пользовавшийся всеми выгодами нейтралитета, гарантировал личную безопасность принца Гуна, и тот 24 и 25 октября наконец подписал мирные договоры с Англией и Францией. Недоверие было настолько велико, что европейские посланники являлись в Пекин на церемонию заключения мира в сопровождении 500 солдат каждый, в случае тревоги – трёх выстрелов – европейские части должны были рваться в город на выручку дипломатов.

Цинский Китай удовлетворил все экономические требования Англии и Франции, открыл свои порты и внутренние провинции для их коммерсантов. Британия получила дополнительную территорию в районе Гонконга. Контрибуция, которую Китай обязался выплатить интервентам, увеличилась почти в три раза по сравнению с соглашением 1858 года и составила 618 тонн серебра. Французский переводчик – священник Делямар – от себя добавил в текст договора пункт, разрешавший христианским миссионерам покупать землю и возводить храмы во всех провинциях Китая – принц Гун подмахнул и это требование.

9 ноября 1860 года последние части интервентов покинули окрестности Пекина. Часть войск до выплаты контрибуции оставалась гарнизонами в Тяньцзине и Дагу, другие морем вернулись в Шанхай и Гонконг.

Третья «опиумная» война завершилась. Но Китаю это не принесло мира – по всей стране полыхали крестьянские бунты, а в долине Янцзы продолжалась многолетняя война с тайпинами.

Наибольшую выгоду из второй и третьей «опиумных» войн 1856–1860 годов извлечёт соблюдавшая формальный нейтралитет Российская империя. Отношения России и Китая в это десятилетие будут настолько запутанными, что здесь найдётся место и негласному военному союзу, и жёсткому политическому противостоянию, и открытой пограничной войне.

Россия, потрясённая и униженная оконченной в 1856 году «полицейской» Крымской войной, крайне опасалась усиления английского или французского влияния в соседнем Китае. Поэтому, как только русский военно-морской атташе в Лондоне и Париже граф Евфимий Васильевич Путятин в 1856 году узнал о планах военной экспедиции англичан против Китая, он был тут же назначен посланником к маньчжурскому императору. Благо вице-адмирал Путятин уже имел опыт работы на Дальнем Востоке, возглавляя в 1852–1855 годах миссию по установлению дипломатических и торговых отношений с Японией, а его графский титул соответствовал в Цинской империи титулу «Бо», третьему из девяти рангов маньчжурской аристократии.

В начале 1857 года Путятин через Сибирь достиг границ Монголии, где на несколько месяцев был остановлен цинскими чиновниками, которые искренне не понимали, зачем их великой империи варварские посланники… Военный моряк Путятин не растерялся, на пароходе «Америка» спустился вниз по Амуру и, обогнув Корейский полуостров, т. е. пройдя через территории, всё ещё формально входившие в состав Цинской империи, – достиг берегов столичной провинции Чжили, на год опередив англо-французскую эскадру. Этот год Путятин потратил в бесплодных попытках установить дипломатические контакты с пекинскими бюрократами.

Вообще особенности традиционной цинской «дипломатии» несколько напоминали дипломатию допетровской Московской Руси, где также доминировала идея мировой исключительности в виде православного «Третьего Рима», порождавшая особо трепетное отношение к церемониалу, титулу самодержца и прочим условностям, зачастую препятствовавшим решению реальных дипломатических задач. Но у цинского двора это извращение «дипломатии» в угоду внутренней идеологии достигло апогея.

Тем не менее адмирал и граф Путятин предложил цинскому Китаю помощь в реорганизации вооружённых сил для отпора англо-французским притязаниям. В официальном письме в Пекин от 28 апреля 1858 года, когда эскадры Англии и Франции уже подходили из Шанхая к фортам Дагу, Путятин сообщал маньчжурскому императору Сяньфэну следующее: «Китайское правительство должно видеть из теперешних неприязненных действий с европейцами, что войско его с употребляемым ныне оружием не в состоянии противиться военным силам западных держав и что ему необходимо изменить всё своё военное устройство, если не хочет, чтобы Китай подпал совершенному влиянию иностранцев. Россия готова для этого помочь Китаю приобрести разные нужные ему военные материалы, и если бы Пекинский кабинет понял важность этого предложения, то наше правительство могло бы оказать ему большую услугу, прислав нескольких хорошо знающих военное искусство офицеров, которые бы научили китайцев всем новым усовершенствованиям в военном деле и тем предохранили бы Китай от беспрерывных новых на него нападений иностранных народов».

Накануне штурма фортов Дагу это предложение не могло изменить ход дел, да его и не стремились принять цинские чиновники, справедливо опасавшиеся соседней России не меньше, чем Англии или Франции.

Вскоре Путятин становится посредником в переговорах представителей императора Сяньфэна и европейских послов. В июне 1858 года, когда англо-французские солдаты уже месяц хозяйничают в Тяньцзине на полпути к Пекину, Путятин предлагает безвозмездно предоставить в распоряжение цинского императора в следующем, 1859 году российских военных инструкторов «для устройства войска и всей военной части» и крупную партию русского оружия: 50 пушек и 10 тысяч нарезных штуцеров. Предлагается послать в Китай 10 русских офицеров, «умеющих устраивать войска, воздвигать укрепления, делать порох, открывать и разрабатывать рудники, которые запущены и приносят мало дохода Китаю». Цинские представители соглашаются принять оружие, но от инструкторов отказываются.

1 июля 1858 года Путятин делает Цинской империи развёрнутое предложение с целой программой военных реформ: обучить под руководством русских офицеров 20 молодых людей, детей маньчжурских сановников, и тысячу солдат в возрасте 18–25 лет. В дальнейшем на базе этого учебного отряда предлагалось сформировать десятитысячный корпус, вооружённый современным оружием русского производства, – «образцовое войско под руководством наших офицеров».