– Боюсь, что так, принцесса, но многие опасаются Кела –того, каким он станет после освобождения. Они боятся, что он окончательносойдет с ума, и не хотят иметь подобного монарха. Баринтус считает, что именноиз-за этого последователи Кела распространяют слух, будто ты заразишь всехсмертностью.

– Слух, продиктованный отчаянием, – заметила я.

– Нет, об отчаянии говорит другой слух – об объявлениивойны Благому Двору. Я не сказал Курагу вот о чем: слухи твердят, что войнаначнется независимо от того, кто из вас окажется на троне. Безумие Кела, твоясмертность, слабость королевы – все это расценивается как признаки того, чтонеблагие катятся в пропасть, что мы вымираем. Есть такие, кто призывает кпоследней войне, пока у нас еще есть шанс разбить благих.

– Если мы развяжем полномасштабную войну наамериканской земле, вмешается армия людей. Это будет серьезным нарушениемдоговора, разрешающего нам жить в этой стране, – сказал Рис.

– Знаю, – буркнул Дойл.

– А еще Кела называют безумцем, – сыронизировалРис.

– Баринтус сказал, кто стоит за идеей войны с благими?

– Сиобхан.

– Глава гвардии Кела?

– Есть только одна Сиобхан, – сказал Дойл.

– Возблагодарим за это Богиню и Консорта, –заметил Рис.

Сиобхан была эквивалентом Дойла. Лепрозно-бледная, спаутинно-тонкими волосами и не слишком высокая, физически она не имела с нимничего общего. Но когда королева говорила "Где мой Мрак, позовите моегоМрака", – кто-то терял кровь или жизнь. Когда Кел произносил имяСиобхан, случалось то же самое. Только прозвища у нее не было, она была простоСиобхан.

– Терпеть не могу быть пристрастной, – сказалая, – но ее наказали хоть как-то за то, что она пыталась меня убить, следуяприказам Кела?

– Да, – ответил Дойл. – Но это было тримесяца назад, и наказание отбыто.

– И насколько долгим оно было? – поинтересоваласья.

– Месяц.

Я покачала головой.

– Месяц за едва не удавшееся покушение на наследницутрона. О чем это скажет всем, кто хочет моей смерти?

– Приказ отдал Кел, Мередит, и он претерпевает сейчасодно из тяжелейших наших наказаний, растянутое на полгода. Никто не надеется,что его разум это перенесет. Это послужит предостережением.

– А ты хоть раз попадала на целый месяц в нежные ручкиИезекииля? – спросил Рис.

Иезекииль был придворным палачом, и был он им на протяжениимногих жизней смертного человека. Но он был смертным. Королева приметила его заисполнением его ремесла в человеческом городе и настолько восхитилась егомастерством, что предложила ему работу.

– Я никогда не попадала в Зал Смертности на целыймесяц, нет, но я хлебнула своего. Иезекииль всякий раз говорил, что со мной емуприходится быть очень осторожным. Он столько веков имел дело с бессмертными,что боялся убить меня ненароком. "С тобой поунимательнее быть надо,принцесса, такая ты нежная, хрупкая такая, челоуеческая..."

Рис поежился.

– Ты хорошо его имитируешь.

– Он любит поговорить за работой.

– Прошу прошения, Мерри, тебе тоже досталось, но,значит, ты понимаешь, каково было Сиобхан под его заботой в течение месяца.

– Я понимаю, Рис, но я бы чувствовала себя спокойней,если б ее казнили.

– Королева не хочет терять никого из благородныхсидхе, – сказал Дойл.

– Понимаю, их осталось не так много, чтобы имиразбрасываться.

Но я не испытывала счастья по этому поводу. Наказанием запопытку убийства королевского наследника должна быть смерть. Что угодно меньшее– и кто-то может рискнуть снова. Если на то пошло, хоть и та же Сиобхан.

– А почему она хочет войны? – спросила я.

– Она любит смерть, – ответил Рис.

Я посмотрела на него.

– Я был не единственным из нас божеством смерти, и неодин я потерял приличную долю сверхъестественных способностей, когда былосоздано Безымянное. Сиобхан тоже не всегда носила это имя.

Это напомнило мне...

– Расскажи Дойлу о том, что вы обнаружили сегодня наместе убийства.

Он рассказал Дойлу о древних богах и их призраках. Дойлмрачнел на глазах.

– Я не видел, как Эзра это сделал, но я знаю, чтокоролева отдавала такой приказ. В наших соглашениях с благими договорено, чтоопределенные чары никогда больше не будут создаваться. В том числе и эти.

– Теоретически, если мы сможем доказать, что сидхелюбого из дворов создал эти чары, разорвет ли это мирный договор между нами?

Дойл задумался ненадолго.

– Не знаю. В том, что касается буквы соглашения, –да, но ни одна из сторон не хочет тотальной войны.

– Сиобхан хочет, – возразила я, – и еще онахочет моей смерти. Она могла это сделать?

Они оба замолчали на несколько минут, размышляя. Киттопросто тихонько лежал рядом со мной.

– Она хочет войны, так что не остановилась бы передчем-то вроде этого, – наконец сказал Дойл. – Но есть ли у нее такаясила, мне неизвестно. – Он посмотрел на Риса.

Рис вздохнул.

– Когда-то была. Черт, когда-то и у меня была. Может,она и способна это сделать, только это значит, что она должна быть вКалифорнии. Никто не выпустит призраков из поля зрения, если хочет сохранитьнад ними контроль. Без присмотра своего магического повелителя они будут простобродить вокруг, убивая людей. Они не станут специально охотиться за Мерри.

– Ты уверен? – спросил Дойл.

– На этот счет – да.

– Баринтус не упоминал, что Сиобхан покинуладвор? – задала я вопрос.

– Он особо отметил, что она – заноза у него в...заднице.

– Значит, она в Иллинойсе, – решила я.

– Но это не значит, что она не уезжала ни на день.

– Но эти чары не убили Мерри, – напомнил Рис.

– Приятно отметить, – хмыкнула я и добавила: – Ночто, если моя смерть – не главная цель? Что, если настоящая цель – война междудворами?

– Тогда почему не выпустить Старейших наводить ужасгде-то в Иллинойсе, вблизи от дворов? – спросил Дойл.

– Потому что тот, кто это сделал, хочет войны, а несобственной казни, – предположила я.

Дойл кивнул.

– Это верно. Если королева обнаружит того, ктоосуществил одно из запретных заклинаний, она казнит его в надежде, что Таранисэтим удовлетворится.

– И он удовлетворится, – сказал Рис, – потомучто ни один из правителей войны не хочет.