Дождавшись, когда женщина уйдет за свой столик, он подскочилк телефону и позвонил своему доброму знакомому в Дом кино, спросил, есть лисегодня какой-нибудь фильм, и попросил пропуск на три лица. Знакомый долгоупирался, объяснял, что фильм голливудский, что Марлон Брандо, что желающихуйма, а зал один и он не резиновый, но в конце концов сдался и обещал всесделать. Пропуска должны были ждать у администратора на фамилию мужчины. На егонастоящую фамилию. Поэтому он ни в коем случае не должен был допустить, чтобыАэлла и Люба ее услышали, а они непременно услышали бы, если бы вошли в Домкино вместе с ним и подошли к окошку администратора. Пришлось оставить подругна улице. Это было не очень вежливо, но необходимо.

И то, что он проводил Аэллу до машины и даже не попросилномер ее телефона, тоже было не очень вежливо, во всяком случае, она явно ждалаот него не такого поведения. Но на это мужчине было уже наплевать. Главное – онсделал то, что должен был сделать. Он защитил Родислава Романова и его семью.

– Ну что ты меня все время расстраиваешь! – нылВетер. – Только я обрадовался, что у моей Аэллочки появился достойныйпоклонник, – и на тебе! Даже телефончик не попросил. Вот козел, а? Такуюженщину упустил! Не понимаю, где у этих человеческих особей глаза? Где нюх?

– Наверное, она не в его вкусе, – предположилКамень.

– А зачем тогда в кино приглашал?

– Да скучно было – вот и пригласил, – отозвалсяВорон. – Сначала она ему понравилась, потому что красивая, а как началиобщаться, так он и понял, что Аэлла – героиня не его романа. Так часто бывает улюдей.

– Неужели бывает? – не поверил Ветер. – Узверей по-другому, я много звериных свадеб видел, у них любовь сразу инавсегда. Подошел, понюхал – и все. А у людей вишь ты, как все непросто…Сначала понравится, потом разонравится. Нет стабильности. Нет уверенности вбудущем. Это плохо. Как же они могут нормально размножаться, если нетуверенности в завтрашнем дне?

– А меня другое занимает, – задумчиво проговорилКамень. – Удачно этот Стас подвернулся, правда? Ведь кто знает, как делообернулось бы, если бы Аэлла осуществила свой план и подвела Любу прямо кРодиславу с Лизой? Как ты думаешь, Ворон, скандал был бы?

– Ну прям! Люба же полностью в курсе, чего ейскандалить? Она бы проявила душевное благородство и отпустила бы Родислава насвободу прямо там, в ресторане. Такое мое мнение.

– А ты, Ветер, как думаешь? Чем дело закончилось бы?

– А я так думаю, что Родислав представил бы Лизу каксвою коллегу, а их ужин – как деловую встречу. У Любы хватило бы ума и выдержкисделать вид, что она поверила. Уж во всяком случае, в присутствии Аэллы она нестала бы ничего выяснять. Да и что выяснять-то? И так все ясно.

– Эк у тебя все просто! – возмутился Ворон. –А про свою любимую Аэллу ты забыл? Ты вообще ее со счетов сбросил? Она же всеэто специально затеяла, чтобы Родислава на чистую воду вывести, так неужели онапозволит спустить все на тормозах? Ну уж нет, она бы начала провоцироватьскандал, чтобы Родиславу некуда было деваться и чтобы Люба окончательноповерила в измену мужа. Вредная тетка эта твоя Аэлла! И за что только ты еелюбишь? Я лично ее терпеть не могу и смотрю про нее только ради тебя,легкомысленного и непостоянного уродца. Если бы не ты – век бы ее не видал.

– За что ж ты ее так не любишь? – удивилсяВетер. – Красивая, умная, добрая, всем помогает.

– А она моей Любочке козни строит! – выкрикнулВорон. – Она моей Любочке завидует и не хочет, чтобы у нее все былохорошо.

– Да у твоей Любочки и так все плохо! – зашумелветками Ветер. – Куда уж хуже-то? Муж шесть лет к любовнице ходит, сын –оболтус и дурак, соседи настырные, да еще чувство вины перед безвинноосужденным. И все это надо скрывать от папани и от окружающих. Полный набор всехудовольствий. Чему тут завидовать? Нет, моя Аэлла не такая.

– Но она же ничего этого не знает, – примирительнозаметил Камень. – В ее глазах у Любы действительно все очень хорошо. Да,Аэлла знает, что Родислав изменяет жене, но ей невыносима мысль о том, чтоЛюба-то этого не знает и счастлива. Сама Аэлла в личной жизни не оченьудачлива, вот она и бесится оттого, что Люба, которая ей в подметки не годится,живет в полной гармонии. Она и хочет эту гармонию разрушить. Прости, Ветрище,но наш Ворон прав: неприятная особа эта твоя Александриди.

– Нет, – упорствовал Ветер, – она добрая, онахочет Любе помочь и разоблачить обман, пока не стало слишком поздно. И вообще,она всем помогает.

– Ладно, – вздохнул Камень, – не будемссориться. Будем считать, что случайный знакомый Аэллы невольно помог Любе иРодиславу сохранить статус-кво и избежать резких телодвижений. Уже за одно этоему большое спасибо. Кстати, неизвестно еще, как бы себя Лиза повела, если быплан Аэллы удался. Родислав-то, понятное дело, начал бы выкручиваться, емуразвод ни к чему, ему и так отлично, а вот Лиза… Как знать, что она сделала бы,если бы к нм подошли Люба и Аэлла. Может быть, она закатила бы такое, послечего Родиславу ничего не оставалось бы делать, кроме как собрать вещи и уйти кней. Так что слава богу, что ничего этого не произошло. Ворон, а Ворон?

Ворон спрыгнул с ветки дуба и приземлился прямо передглазами Камня.

– Тута я. Чего надо?

– А ты что про Лизу-то молчишь? Она же вроде второгоребенка хотела заводить. Как у нее с этим делом?

– Нормально. Ждет.

– И долго еще ждать?

– Сейчас посчитаю, – Ворон запрокинул головувверх. – У них там был октябрь, забеременела она в июле, где-то в началемесяца, стало быть, почти четыре месяца уже есть. Ну да, правильно, у Родиславакак раз машина была в ремонте, он на метро и на такси ездил, поэтому они сЛизой в тот день шампанским дюже баловались и даже коньячку себе позволилинесколько неумеренно. Такие веселые были, расслабленные, хохотали без удержу,голые по квартире бегали, аж срамно смотреть. Вот тогда это и случилось. Вконце марта – начале апреля восемьдесят пятого года ждем-с.

– А Родислав знает?

– Так она ему в ресторане как раз и сказала. Специальнождала, чтобы был такой срок, при котором аборт делать уже нельзя, боялась, чтоРодислав будет отговаривать ее рожать. Она, конечно, надеялась, что он как оребенке услышит, так сразу и объявит, что будет разводиться и прямо завтра же свещами придет к ней. Я слышал, она по телефону с подружкой разговаривала и всеэто ей объясняла.

– А он что? – поинтересовался Камень. – Какотреагировал?

– Как-то вяло. Сначала вроде обрадовался, а потом сник.Тестя, говорит, волновать нельзя, у него давление, он совсем одинокий, и у негоединственный свет в окошке – благополучная и счастливая семья дочери.Разочарования он не переживет. Сын, говорит, сложный, Люба одна с ним несправляется. Дочь, говорит, чувствительная, нежная и тонкая, поэзиейувлекается, в идеалы верит, если папа обманет – может и в депрессию впасть, онавообще к этому делу склонная, часто грустит и плачет, и от этого у нееподнимается температура. Но, говорит, дети все-таки растут, глядишь, и сынобразумится, и дочь повзрослеет, а тесть стареет, слабеет, ему скоро ни до когодела не будет, так что будем, Лизонька, жить, радоваться и ждать, будет и нанашей улице праздник.