— Помогите, — простонал тот, — умоляю! Тольконе шумите! Дашенька, Диночка, девочки милые, это я, Александр Григорьевич.

Всплеснув руками, мы бросились к Омолову и через секундузастыли в удивлении. Право слово, смотрелся он более чем странно. Препод, каквсегда, был одет в костюм, пиджак оказался застегнут на все пуговицы, хотяобычно мужчины забывают про последнюю. Но не это было самым необычным. Рукилектора торчали в разные стороны, преподаватель выглядел, словно гигантскаябуква Т, лицо его покрывала синюшная бледность, над верхней губой и на лбувиднелись капли пота.

— Помогите, — повторил Александр, — скорее!Еле-еле утра дождался. Хотел лечь на диван, не получилось. Сел на стул, такспину заломило. Пришлось всю ночь стоять. Так руки онемели! Господи!

На глаза Омолова навернулись слезы.

— У него паралич, — решительно заявилаоднофамилица, — иначе почему он в такой позе замер?

— Надо вызвать «Скорую», — засуетилась я.

— Нет, нет! — завсхлипывал Омолов. — Простоснимите скорей с меня пиджак и выньте ее.

— Кого? — хором спросили мы с Диной.

Но лектор только зашмурыгал носом. Я придвинулась к нему иживо расстегнула пуговицы, Дина ухватила верхнюю часть костюма, потянула ее иопять взвизгнула.

— Там штанга! С маленькими блинами!

— Где? — вытаращила я глаза.

— В рукавах, — ошарашенно сообщила Дина.

Спустя пару минут мы стянули с Александра Григорьевичапиджак и уложили несчастного на диван.

— Кто запихнул вам в рукава штангу? — налетела напрофессора Дина.

— Это просто деревянная палка, на концах которойкругляши, — уточнила я.

— Ой, — отмахнулась Динка, — все равно! Носамому себе ее в пиджак не засунуть. Да и зачем бы?

И тут у Омолова началась истерика, изо рта противного мужикастали вырываться угрозы пополам с жалобами. Поняв, в чем дело, мы с Диной,боясь рассмеяться, начали кусать губы. А было так.

Вчера вечером Олеся Колокольникова наконец-то, отбросивкокетство, недвусмысленно сказала Омолову:

— В девять вечера на кафедре. Только там! В другоеместо не приду.

Александр обрадовался. В это время в институте никого нет,лишь у входа мирно дремлет боец вневедомственной охраны — трясущийся отстарости, полуслепой и стопроцентно глухой дедушка. Это сейчас учебныезаведения обзавелись настоящими секьюрити, а в прежние времена мы были наивнобеспечны.

Потирая влажные ладошки, Александр Григорьевич притаился вкабинете. Ровно в двадцать один ноль-ноль в комнату вступила Олеся. Омоловрешил сразу взять быка за рога и указал на просторный диван, стоящий у окна.

— Удобная штука, не так ли?

— Согласна, — улыбнулась Колокольникова. Преподскинул пиджак и пошел к Олесе. Но не успел он прижать к себе совершенно несопротивляющуюся девицу, как дверь распахнулась и на кафедре появился мужчина,больше похожий на медведя.

Омолов перепугался. До сих пор он развлекался состуденточками в укромном уголке, но красавица Олеся наотрез отказаласьвстречаться с лектором в каком-либо другом месте, выбрав для встречи кафедру.Видно, сластолюбцу очень хотелось заполучить девушку, раз он решился устроитьсвидание на рабочем месте. Но испуг Омолова быстро прошел — он понял, чтопосетитель не из институтских, и налетел на него с выговором:

— Какого дьявола шляетесь по ночам в чужом учреждении?Сейчас милицию позову!

— Давай, — вполне мирно пробасил мужик, —зови. Только придется объяснить, что сам тут затеял. Пиджак скинул, мою жену вугол зажал…

— Ж-жену? — начал заикаться, холодея, АлександрГригорьевич.

— Гражданскую, — спокойно пояснил великан,настоящая гора мышц, — теперь ответ держать за безобразие надо.

— Эй, эй, — забормотал ловелас, — вы чтоделать собрались? Я не виноват, она сама мне свидание назначила!

Олеся звонко рассмеялась:

— Ох и гнида ты! Леша, начинай.

— Что, — в полном ужасе взвизгнул Омолов, — впартком жаловаться пойдете?

— Сами справимся, — хмыкнул стопудовый Алеша.

Не успел Александр испугаться, как Леша велел Олесе:

— Тащи!

Девушка вышла в коридор и вернулась, неся палку. Алексейсхватил пиджак, вдел в рукава деревяшку, навинтил на ее концы кругляши-стопоры,а потом нацепил конструкцию на Александра Григорьевича.

— Ну, прощай, — весело заявил парень.

— Спокойной ночи, — ласково пожелала Олеся. —Мы тебя тут запрем, утром народ на работу явится, освободит.

Радостно хихикая, парочка исчезла за дверью. Омолов осталсяодин в совершенно беспомощном положении: пиджак был застегнут на все пуговицы,руки лишены возможности шевелиться, вытащить их из одежды было невозможно,сломать палку оказалось хилому мужчине не под силу, позвонить по телефону тожене удалось, лечь не получилось, сидеть было крайне неудобно… Оставалось лишьждать утра, стоя привалившись к стене.

— Девочки, дорогие, — стонал наш донжуан, —умоляю, никому не рассказывайте!

Мы с Динкой закивали, но уже к вечеру история облетела весьинститут. Люди плохо умеют хранить чужие тайны. Я, например, стараюсь не распускатьязык, ясно же, что никому не приятны сплетни. Историю с Омоловым я сообщилалишь Оле Егоровой и Нинке Алексеевой, а не бегала, как Динка, по институту, немела языком на каждом шагу. Впрочем, еще просветила Олю Редькину, ТанюСоломатину, Иру Манурину…

Омолов уволился, и его благополучно забыли, но вот историяпро пиджак и палку, обрастая мифическими подробностями, до сих пор гуляет поМоскве. Я слышала ее в нескольких вариантах.

А теперь скажите мне, что подумает археолог, откопав мумиючеловека, у которого в сюртуке, за спиной, приспособлена ручка от швабры? Какиеверсии начнет выдвигать ученый? Подумает о принадлежности древнего человека кнекоему религиозному течению «палочников»? Задумается о состоянии медициныпрошлых лет? Версий возникнет множество, но ни одна из них не будет правдой,потому что истина, с одной стороны, намного проще, с другой — более хитроумна,чем любая фантазия…

Я снова взяла домашний телефон и набрала номер Кати.