Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выдрав из моих побелевших пальцев свой рукав, пассажир ужомскользнул налево, я оказалась в эпицентре голосящей на все лады толпы.Дальнейшее показалось дурным сном. Сначала голубые вагоны отъехали назад, потомна платформу прибежали тетки в форме сотрудников метрополитена.
— Граждане! — заголосили они. — Идите посвоим делам! Ничего интересного, расступитесь!
Но зеваки не собирались покидать место происшествия,любопытствующие ждали продолжения. Вот появились мужчины с какими-то железнымипалками, затем в руках, словно из воздуха, материализовались носилки. Я сумелапротолкнуться к стене и в страхе навалилась на ледяной камень. Почему я такуверена в гибели Симы? Вполне вероятно, что Полунина вместе с Ниной сейчасстоят в вагоне, за плотно закрытыми дверями. Машинист, опасаясь давки наперроне, не стал их открывать и выпускать пассажиров.
На пути мог упасть любой человек. Незнакомый мужчина вкашемировом пальто прав, метро — опасное место, слишком много в нем не совсемадекватных людей, желающих во что бы то ни стало попасть в вагон. Несутся кпоезду так, словно он последний. Нет бы сохранить спокойствие и понять: составыв подземке ходят строго по расписанию, промежуток между поездами практическиникогда не бывает более пяти минут. Не в пример лучше опоздать куда-то (наработу или на свидание) на эти пять минут, чем раньше срока оказаться на томсвете.
— Тащат! — пролетело над зеваками.
— Достали!
— Ой, совсем молодой!
— Студент небось!
— Бедный парень.
— Идиот, нашел где под поезд бросаться, люди по деламспешат!
— Небось спихнули…
— Не, из-за любви сиганул наверняка.
Я повернулась, увидела девушку, которая произнесла последнююфразу, и быстро спросила:
— Кто на рельсы упал?
— Студент, — охотно откликнулась та, — пареньлет двадцати.
— Мужчина?
— Да.
— Не женщина?
— Нет. Вон его на платформу положили… Хотите — на моеместо встаньте, отсюда хорошо видно, — приветливо предложила любительницаострых ощущений.
— Вы уверены, что пострадавший — юноша, а не женщина впестрой шубке?
— Стопудово.
— Да? — никак не могла прийти я в себя.
Девчонка скорчила гримаску, потом резко толкнула меня влево.
— Позырь сама, раз не веришь!
На платформе, прямо на грязном полу, вытянулось длинное телов мрачно-серой одежде. Ботинок на пострадавшем не было, носков почему-то тоже,большие, корявые ступни желтели на краю перрона. Несчастный, попавший понеизвестной для меня причине под состав человек явно был мужчиной.
— Убедилась? — спросила девушка.
Я кивнула.
— Ну и шоколадно, — хмыкнула незнакомка.
Потом она вытащила из кармана коробочку, выудила оттуда«подушечку» и приветливо предложила:
— Хочешь жвачку? Новая, со вкусом киви.
К моему горлу подступила тошнота.
— Спасибо, не люблю экзотические фрукты. Незнакомкаотвернулась от меня. Толпа вокруг стала еще гуще, теперь в ней замелькалимилиционеры и зазвучали командные голоса:
— Граждане, расходитесь по своим делам! Ничегоинтересного! Шагайте себе! Ну, народ! Сказано, идите, вы что, покойника невидели, а?
Подгоняемая грубым криком, я выбралась на воздух и тихимшагом вернулась к стоящему у ресторана «Пежо». Конечно, на первый взгляд нашиммилиционерам далеко до французских ажанов. Полицейские в Париже вроде бы недопускают грубостей, но на самом деле ажаны просто более хитры. При скоплениинарода они станут вести себя, словно дипломаты на приеме в посольстве Ватикана,но если им в темном углу, где-нибудь на набережной Сены, под мостом, попадетсяклошар [12], будьте уверены,алкоголику быстро намнут бока. Парижский полицейский, присев на корточки,станет ласково сюсюкать с ребенком-туристом, который потерял маму или папу, онспособен купить крошке на свои деньги мороженое, чтобы малыш прекратил плакать.И если в этот момент растяпы-родители, вспомнив, где забыли чадо, прибегут заним, они станут свидетелями умилительной картины: их дитятко сидит на руках уполицейского, лижет эскимо, капая сладкой жижей на мундир госслужащего. Ясноедело, вернувшись в Москву, Берлин, Нью-Йорк или Токио, эти люди начнутвосклицать:
— Не зря весь мир говорит о вежливости и галантностипарижан! Наша милиция по сравнению с тамошней полицией отвратительно груба!
Ой, не верьте показным улыбкам французов! Тот же ажанпреспокойно пройдет мимо маленького араба, одетого в плохонькую курточку. Он необидит ребенка, просто сделает вид, что не заметил крохотного эмигранта. Уфранцузов особо «нежное» отношение к чужакам. Нет, туристов они привечают,справедливо полагая: городская казна полнится от денежных вливаний иностранцев,но вот тех, кто явился в Париж на постоянное проживание, терпят с трудом идемонстративно делают вид, что не понимают речь с акцентом. Поговорку «онговорит, как маленький негр» (то есть не правильно, непонятно) коренные жителистраны придумали в незапамятные времена и употребляют до сих пор.
Наши милиционеры более прямолинейны, не понравился им —получи в глаз. Но справедливости ради следует отметить: среди нас, обычныхграждан, тоже попадаются странные экземпляры.
В начале восьмидесятых годов я снимала дачу у некоего АнатолияМихайлова, слегка ненормального кандидата наук, занимавшегося зоологией.Анатолий в свое время получил на работе стандартный участок в шесть соток,возвел на нем странное сооружение, похожее на пирамидку из кубиков, и впал вглубокую задумчивость. Супруги у ученого не имелось, редкая женщина согласиласьбы обитать около странного дядьки, все свободное время, без выходных ипраздников, копошащегося в земле. Если вы полагаете, что Толик выращиваловощи-фрукты, а потом закатывал их в банки, то ошибаетесь. Вернее, стеклянныеемкости у него стояли везде, где только возможно, но помешались в них невкусные помидорчики-огурчики-вишня-слива, а.., червяки. Кандидат наук выводилновый сорт этих тварей — каких-то гигантских особей.
— Представляешь, — рассказывал он мне, размахиваяруками, — армия хорошо обученных червей способна перекопать землю безучастия человека! Нам не понадобятся тракторы! Это ж какая экономия топлива!
В общем, полный бред. Но в НИИ, где трудился Толик, егосчитали перспективным ученым, отсюда и участок.