– Так же, как и вы обо мне, – парировал Шарлемань. – Только вы интересуетесь чужими секретами, чтобы их рассекретить, а я умею хранить врачебную тайну. Иначе мои клиенты не были бы моими клиентами… Впрочем, я не настаиваю. Если передумаете, обратитесь к любому стюарду.

– Я согласен! – тут же заявил Леклерк.

– В течение часа, – кивнул ему Шарлемань и вышел.

Когда дверь за учёным закрылась, Одинцов спросил Дефоржа:

– В чём дело? Мы затем и приехали, чтобы посмотреть на всё изнутри, а не саламандрами любоваться.

– Мы для него морские свинки, – проворчал Дефорж. – Или те же саламандры. Животные для опытов. Я против.

– А я за, – подал голос Мунин. – Не вижу проблемы. Интересно будет сравнить эту клинику с тайской… А ты сравнишь с израильской, – предложил он Еве.

– Не думаю, что можно быстро провести полное обследование, – ответила Ева. – Тем более после еды. А так, по верхам, они не узнают ничего секретного. Чэнь вообще определила всё на глаз.

Одинцов насмешливо посмотрел на Дефоржа.

– Ты в меньшинстве. Зря упираешься. Когда ещё будет шанс попасть в такую клинику? Сюда же, наверное, очередь на полгода вперёд.

– На год минимум, и не для нищих вроде нас, – продолжал ворчать Дефорж. – Здесь принимают клиентов, у которых под задницей хотя бы сотня миллионов… Ладно, уговорили, чёрт с вами. Давайте удовлетворять любопытство.

Стюард сообщил Шарлеманю, что гости решились на обследование. Им дали час отдыха, чтобы усвоился ланч, и взяли в оборот.

Ни Ева в одной из лучших клиник Израиля, ни Мунин в тайской больнице, ни тем более Одинцов, который мог сравнить клинику Methuselah только с военными госпиталями, – никто из троицы ещё не видел ничего подобного.

Гостей развели по индивидуальным боксам, переодели в свободные длинные рубахи из тончайшего хлопка на голое тело, и каждым занялась небольшая фисташковая армия сотрудников Шарлеманя.

Чёткие слаженные действия персонала напоминали балет на идеальном конвейере. Дефорж был прав, когда говорил о подопытных животных, – именно так и чувствовали себя компаньоны. Им не давали ни минуты покоя: тестировали, укладывали на каталки, перевозили между процедурными кабинетами, поднимали, снова тестировали, снова укладывали… Обследования проводились либо бесконтактно, как на томографе, либо с помощью датчиков, молниеносно установленных и так же ловко снятых. Из медицинской техники Одинцов узнал только фонендоскоп, пульсоксиметр и разноцветные присоски кардиографа. Остальное оборудование выглядело футуристичными диковинками под стать шприц-пистолету Кашина. В каждом тесте участвовала нейросеть: порой казалось, что медики уделяют мониторам компьютеров больше внимания, чем пациенту. Офтальмологический комплекс убедил недавнего очкарика Мунина в том, что сверхсовременные аппараты клиники куплены прямо с выставочных стендов, как «Велес». Разве что кровь для анализа у всей компании взяли привычным способом – при помощи вакуумных контейнеров с иглой.

Лица персонала скрывались под масками, расчётливые прикосновения успокаивали, а бесстрастные голоса произносили только самые простые просьбы – повернуться, расслабить руку, приподнять голову – и задавали самые простые вопросы. Ни слова лишнего. Ева женским чутьём улавливала в кабинетах едва заметный аромат амбры. Брезжили там и другие запахи, но настолько тонкие, что распознать их не удалось.

– Это было круто, – выдохнул Мунин через несколько часов, когда ошалевшая компания получила назад одежду и смогла снова собраться в холле.

Ева согласилась:

– Насчёт осмотра по верхам беру свои слова обратно.

Медицинские заключения всем обещали прислать немного позже. Дефорж потирал руки.

– В каждом файле они укажут аппаратуру, на которой проводилось обследование. Теперь Шарлемань знает почти всё про нас, а мы – про его клинику и про путь, которым проходят клиенты. – Именно поэтому Дефорж согласился подпустить к себе местных врачей.

– Как дела, капитан? Ты в порядке? – окликнул Одинцов притихшего Леклерка. Тот помолчал, глядя в сторону, и нехотя признался:

– Comme ci, comme ça… Есть проблема. Тромбы. Сказали, это опасно.

– С тромбами шутки плохи, – посочувствовал земляку Дефорж.

К ужину гостей пригласили в зал на последнем этаже центральной башни, где к ним присоединились Шарлемань и Кашин. Тьма за панорамными окнами почти без остатка поглощала свет луны, просеянный сквозь ночные облака…

…и всё же Ева заметила, что бледное пятно медленно переползает стык стеклянных панелей.

– Мы вращаемся?!

Мужчины дружно уставились в ночь, а Шарлемань с нарочитой небрежностью подтвердил:

– Вращается этаж целиком. Отсюда прекрасно виден весь остров. Посмóтрите за завтраком, с утра обещали хорошую погоду.

– При чём тут завтрак? – нахмурился Дефорж.

– У нас дела в Сиануквиле, – добавил Мунин. Связи с Кларой так и не было, поэтому он твёрдо решил, что по возвращении объяснится с компаньонами и тут же улетит в Кёльн.

– Вынужден вас огорчить, – развёл руками Шарлемань. – Во время обследования мсье Лёклеру провели экспресс-процедуру, после которой противопоказано управлять яхтой. Для вашей безопасности лучше дождаться, пока он придёт в себя.

Под взглядами гостей Леклерк смутился:

– Я не знал, честное слово…

Капитан и правда выглядел растерянным. Похоже, он здорово переживал из-за внезапных проблем со здоровьем. Одинцов уже имел возможность убедиться в том, что толку от Леклерка в таком состоянии немного. А если к растерянности, по словам Шарлеманя, прибавилось действие медикаментов, пускать капитана за штурвал точно не стоило.

– Ваш отъезд отложен по моей вине, – сказал биолог. – Я не предупредил сотрудников об особенном статусе мсье Лёклера, и они работали с ним на общих основаниях, в соответствии с протоколом. Аналогичная процедура в случае необходимости была бы проведена любому из вас.

– Я надеюсь… – начала Ева, и Шарлемань успокоил:

– Она совершенно безобидная, но в вашем случае, конечно, мы сперва получили бы согласие. – Он оглядел сидящих за столом. – Я понимаю, что задержка нарушает ваши планы. В мои планы она тоже не входила, но я хотел бы компенсировать возникший дискомфорт. Вас ждёт особенный ужин, а после ужина – лучшие апартаменты, предназначенные для самых дорогих гостей.

Леклерк внезапно зевнул с хрустом, не успев прикрыть рот.

– Простите, – смущённо сказал он, утирая слезу здоровенным кулаком, – глаза слипаются. Боюсь уснуть лицом в тарелке. Если никто не возражает, я пойду в номер прямо сейчас.

Никто не возражал. Шарлемань поднял руку и щёлкнул пальцами. Стюард в лиловой униформе, возникший в дверях зала, с поклоном пригласил капитана следовать за собой. Когда Леклерк вышел, несколько стюардов принялись накрывать на стол. Их балет был таким же слаженным и беззвучным, как у медиков на обследовании.

– Водка есть? – осведомился Кашин. – Мы с коллегой очень удачно начали эту поездку под исторические разговоры… Не желаете закрепить успех?

Он смотрел на Мунина, и тот угрюмо кивнул:

– Желаю.

Вынужденная ночёвка в гостях отодвигала и объяснение с компаньонами, и перелёт в Кёльн, а значит, и телефонный