диваны со множеством расшитых узорами подушек. Вдоль внутренней стены отсвечивали стеклянные дверцы винных шкафов, между которыми в дощатых стеллажах покоились штабеля бутылок.

Мунин окинул взглядом этот живописный уют, на время позабыл о своих горестях и посетовал:

– Жаль, что мы с крепкого начали.

– Правильно начали, – возразил разрумянившийся Кашин.

– Градус понижать нельзя, – вздохнул историк.

– Кто вам сказал такую глупость? – удивился Шарлемань. – Пить можно любые напитки в любой последовательности, это лишь вопрос вкуса. Просто не стоит забывать о том, что действуют они по-разному и на разные органы. При неумеренном потреблении это разнообразие наносит серьёзный удар по всему организму, особенно если алкоголь низкого качества. Но здесь вы можете быть спокойны.

Ева скинула туфли, с ногами устроилась на приземистом диване и обложила себя подушками. Кашин сосредоточенно изучал коллекцию напитков. Одинцов тоже присматривался к богатому ассортименту на стеллажах.

– Леклерка жалко, – сказал он Шарлеманю. – Остался без удовольствий…

Шарлемань по-хозяйски махнул рукой в сторону винных шкафов:

– Можете выбрать для него любую бутылку. С таким именем он это честно заслужил.

– При чём тут имя? – не поняла Ева.

– Хм… Я думал, что вы по роду деятельности хоть немного знакомы с историей моей семьи. В Иностранном легионе мсье Лёклер выбрал себе имя по названию лучшего французского танка. Танк был назван в честь героя Второй мировой войны генерала Лёклера. Но это псевдоним времён Сопротивления. В действительности генерала звали Филипп де Отклок, и он мой родственник.

– Командующий французскими войсками сперва в Африке, потом при высадке в Нормандии, а потом здесь, в Индокитае, – через плечо дал справку Мунин, мигом вспомнив ночной меморандум о Шарлемане-старшем.

– Тогда понятно, – кивнул Одинцов и медленно пошёл вдоль стеллажей, разглядывая бутылки.

Шарлемань двинулся было следом, но путь ему преградил Дефорж.

– По-моему, теперь никто и ничто не мешает вам ответить на мой вопрос.

– Какой именно? – переспросил Шарлемань, испытывая терпение Дефоржа.

– В отеле вы обещали сделать важное заявление насчёт убийства Бутсмы и Моретти. Что вы собирались сказать?

– Я ничего не обещал. Мне надо было задать пару вопросов миссис Чэнь и вам. В зависимости от ваших ответов я, возможно, сделал бы заявление. Но вы же помните, что случилось дальше.

– То есть ответа не будет?

Шарлемань только пожал плечами.

– И кто напал на нас, вы тоже не знаете? – сквозь зубы предположил Дефорж.

– Знаю совершенно точно. На нас напал кто-то, кого миссис Чэнь интересовала гораздо больше, чем вы и я.

Доверительный тон звучал издевательски. Дефорж покраснел от злости, но сказать ничего не успел, потому что у него за спиной Кашин добыл из шкафа початую бутылку и произнёс несколько слов по-французски. Шарлемань перевёл для троицы:

– «Коньяк французы подарили миру, арманьяк оставили себе». Достойный выбор, мсье Кашин! Три сорта винограда, три года в новой бочке из гасконского дуба и пятнадцать лет в старой бочке из чёрного дуба…

Физик приземлил хозяйский пафос.

– Да, неплохая замена водке, – сказал он, вынул из подвесного держателя в соседнем шкафу коньячную рюмку и бросил рыбий взгляд на Мунина. – Рад знакомству, молодой человек. Жаль, что ваш разговор вышел далеко за рамки моих интересов. Доброй ночи.

Бутылку арманьяка и рюмку Кашин прихватил с собой в номер, очевидно, решив закрепить алкогольный успех в одиночку.

– А как же неумеренное потребление? – спросил Одинцов у Шарлеманя, провожая физика взглядом.

– Надеюсь, к утру мсье Кашин будет в форме, как всегда, – ответил Шарлемань. – Выбор действительно достойный. Уверен, вы оцените.

Он шагнул к винным шкафам, заставив Дефоржа отступить в сторону, и достал похожую бутылку.

Ева смотрела на необычно длинные пальцы Шарлеманя, которыми он ловко держал на весу сразу три рюмки, наливая арманьяк. Тонкие хрустальные ножки были пропущены между пальцами, а в горсти тёплым янтарём светились три порции ароматного напитка.

– Прошу!

Шарлемань передал рюмки Одинцову и Мунину, которые расселись по диванам, а сам занял место на диване напротив Евы. Дефоржа он словно не замечал. Ева сжалилась над беднягой и попросила бокал вина. Дефорж с готовностью исполнил просьбу и снова налил ей и себе домашнего «шенен блан».

– Если у вас нет желания говорить о вчерашнем дне, – обратился он к Шарлеманю, – может, вы ответите на несколько вопросов о более давнем прошлом?

– Я уже понял, что вы не успокоитесь, – сказал Шарлемань и посмаковал арманьяк. – В моих правилах держать слово. Я в вашем распоряжении. Но не пытайтесь отыскать интригу на пустом месте. Если у меня есть ответ – я отвечу. Если ответа нет – его просто нет.

– Прекрасно!

Дефорж садиться не стал. С бокалом в руке он прошёлся взад-вперёд вдоль шкафов с бутылками, остановился и, с прищуром глядя на Шарлеманя, спросил:

– Что вы знаете об инциденте в Пон-Сент-Эспри летом пятьдесят первого года?

Шарлемань вскинул брови от удивления таким неожиданным поворотом, а Ева с Одинцовым взглянули на Мунина: только он читал меморандум о Шарлемане-старшем.

– Пять-шесть тысяч горожан с теми же симптомами, что и у наших жертв, – негромко сказал историк по-русски.

– Об инциденте в Пон-Сент-Эспри я знаю всё, – ответил Шарлемань и тут же пояснил: – Всё то же самое, что знаете вы. Массовое отравление, разнообразные агрессивные психозы, слухи об американских экспериментах с ЛСД, бестолковое расследование ваших коллег…

Дефорж продолжал буравить его взглядом.

– А на самом деле?

– А на самом деле, видимо, произошёл несчастный случай из-за редчайшего стечения обстоятельств.

Одинцов заинтересовался датой и решил кое-что уточнить:

– Это ваше мнение или мнение вашего отца?

– Наше общее, – усмехнулся Шарлемань, поняв, к чему вопрос. – Меня тогда ещё на свете не было, а отцу не дали возможности участвовать в расследовании. Наоборот, его вынудили срочно покинуть Францию… О чём он, правда, никогда не жалел. – Учёный с удовольствием глотнул из рюмки. – У вас наверняка больше источников информации, чем было у нас. Но постепенно многое рассекретили. Из того, что удалось узнать, мы с отцом сделали вывод, что в Пон-Сент-Эспри произошёл несчастный случай.

– То есть ваш отец, а потом и вы десятилетиями собирали сведения о давнем инциденте и вместе пытались в нём разобраться? – Дефорж снова двинулся вдоль шкафов, в такт рассуждениям плавно жестикулируя рукой с бокалом. – Значит, события представляли для вас исключительную важность. Почему?

Шарлемань опустошил рюмку и поднялся.

– Во-первых, потому, что из-за них круто изменилась жизнь семьи. – Он подошёл к винному шкафу. – Во-вторых, потому, что некоторые проявления в анамнезе у пострадавших попадали в сферу нашего профессионального интереса, которого вам не понять. И в-третьих… – Налив себе новую порцию арманьяка, Шарлемань с неприязнью посмотрел в глаза Дефоржу. – Не кажется ли вам странной эта ситуация? Вы без приглашения являетесь в мой дом и устраиваете мне допрос, для которого нет