разговор с Кларой. Мунин собирался назначить ей встречу через сутки. Если он снова начнёт мямлить, что задерживается, будет только хуже.

– Водки нет, есть изумительная настойка, – сказал Шарлемань. – Здесь все продукты домашние, я ничего не покупаю на материке.

– Жаль, я выпила бы французского вина, – притворно вздохнула Ева, рассчитывая хоть немного смутить Шарлеманя, но напрасно.

– Вино доставляют с моего собственного виноградника в долине Луары. – Он сверкнул улыбкой. – Сухое «шенéн блáн» вас устроит? Рекомендую к блюдам с травами.

Дефорж тоже выбрал вино, а Одинцов – настойку в компании любителей истории.

Стюард предъявил Еве и Дефоржу длинногорлую бутылку тёмного стекла. Этикетка была маркирована всего двумя словами – Chenin blanc: вино не предназначалось для продажи, а было сделано для себя. Цифры, размашисто написанные от руки под названием, сообщали год, партию и номер бутылки.

Другой стюард вынес к столу пузатую бутыль с деревянной затычкой, чтобы гости увидели, на чём настаивался местный самогон. Светло-янтарная жидкость в бутыли омывала клубок сплетённых змей.

– Гадюки? – поинтересовался Одинцов.

– Не только. – Шарлемань сделал знак стюарду, и тот отошёл с бутылью в угол к небольшому столу, чтобы наполнить рюмки. – Змей опускают в дистиллят живыми. Они могут прожить ещё многие месяцы. Бывали случаи, когда змея из бутылки кусала дегустатора. Не хотелось бы вами рисковать.

Одинцов кивнул на стюарда:

– А этого парня не жалко? Или у него иммунитет?

– У него опыт. – Шарлемань поджал губы, а Мунин усмехнулся по-прежнему мрачно:

– Хех… Не знал о змеях. Теперь знаю. Должна же быть хоть какая-то польза от всего этого.

Шарлемань с неожиданной серьёзностью подхватил:

– Вот именно. Любая ситуация, любое действие не имеет смысла, если вы не узнаёте чего-то нового. Нет смысла читать книгу, которая вас ничему не научит. Нет смысла смотреть фильм, в котором нет новой информации. Нет смысла вести разговор, после которого вы останетесь прежним. Даже еда…

– Это философия, – прервал его Кашин. – А русский человек, пока не выпил, не ведёт разговоров – ни философских, никаких.

Вскоре Ева, Шарлемань и Дефорж получили от расторопных стюардов по бокалу вина. На столе перед Кашиным, Одинцовым и Муниным появились маленькие запотевшие рюмки с маслянистой янтарной настойкой.

– Её надо пить очень холодной, – объяснил Шарлемань.

– А как же яд? – Ева опасливо взглянула на рюмку Мунина, сидевшего рядом.

– У змеиного яда белковая основа, крепкий спирт её нейтрализует, – успокоил Шарлемань и, когда все выпили, напомнил: – Я остановился на том, что даже еда должна привносить в жизнь что-то новое.

По его знаку повар-китаец выкатил к столу тележку с подносом, на котором лежала скульптура из обожжённой глины размером с арбуз. Терракотовую поверхность покрывали архаичного вида рельефные рисунки с иероглифами. Шарлемань дождался, пока гости хорошенько всё рассмотрят, и снова сделал знак повару.

В руке у китайца появился молоток на длинной деревянной рукояти.

– Цайцú! – тонким голосом крикнул повар и аккуратно ударил обухом по скульптуре. Глина треснула.

– Фуцú! – Он ударил ещё раз. Трещины разошлись по всей терракотовой поверхности.

– Юньцú!

Очевидно, каждый удар был рассчитан по силе и приходился в нужное место. После третьего скульптура раскололась на куски. Внутри полого глиняного панциря лежало нечто, завёрнутое в побуревшие жирные листья. Над столом поплыл изысканный пряный аромат. Ева поняла, почему Шарлемань рекомендовал вино к блюду с травами, а сам он сказал с довольной ухмылкой:

– Это цзяо хуа цзи, «курица нищего». Рецепту то ли триста лет, то ли тысяча. Мне больше нравится тысяча.

Пока повар, откатив тележку в сторону, разделывал блюдо, Шарлемань поделился с гостями легендой о том, как оно появилось.

Некий китайский император любил путешествовать инкогнито и смотреть, как живут его подданные. Однажды, переодевшись простолюдином, он целый день ходил по своим владениям, а к вечеру набрёл на костёр. У огня сидел нищий бродяга, который позволил усталому путнику обогреться и разделил с ним последний глоток рисовой водки.

Под впечатлением от щедрости бродяги император дал ему немного денег на еду для двоих. Нищий не пошёл в лавку: деньги он припрятал, а императора угостил краденой курицей.

Посуды у бродяги не было, поэтому он завернул тушку в листья лотоса, обмазал глиной и завалил раскалёнными углями. Курица нищего оказалась настолько вкусной, сочной и ароматной, что император по возвращении во дворец велел придворному повару сделать это блюдо украшением своего меню.

Конечно, для императорского стола рецепт многократно усложнили. С тех пор и до наших дней блюдо подают в лучших азиатских ресторанах по предварительному заказу, но основа неизменна: это тушка птицы, обёрнутая листьями лотоса и запечённая в глине.

Одинцов не стал подначивать Шарлеманя и воздержался от вопроса о том, что сказано в рецепте о происхождении курицы: обязательно ли надо её украсть?

Мунину незамысловатая легенда напомнила истории об индийском падишахе Акбаре Великом, багдадском правителе Гаруне ар-Рашиде, османском султане Сулеймане Великолепном и русских царях Петре Первом и Николае Первом – все они были большими любителями переодеваний и хождений в народ.

Ева на всякий случай обмолвилась о том, что предпочла бы перед сном что-нибудь более лёгкое и диетическое.

– Курица вам не повредит, – уверил её Шарлемань. – К тому же я не думаю, что вы скоро ляжете спать. Это блюдо – чистое удовольствие. А без удовольствий живут только немцы.

Мунин обиделся за немцев, снова подумав о Кларе.

Компания выпила ещё и приступила к трапезе. «Курица нищего» в самом деле оказалась выше всяких похвал.

Дефорж молча жевал, карауля момент, чтобы задать свой вопрос, а Ева за едой поинтересовалась:

– Что кричал повар?

– Цайцú, фуцú, юньцú, – ответил Шарлемань. – Это ритуал. Надо стукнуть три раза: на богатство, на удачу в жизни и на счастье.

– Похоже, помогает, – сказал Одинцов, смакуя ломтик, таявший на языке. – М-м-м… Я имею в виду клинику. Тут у вас всё сразу. Давно стучите?

Шарлемань подтвердил:

– Давно. И регулярно… Насчёт богатства и удачи вы правы. А до счастья осталось совсем немного.

– Мой синхротрон поможет сделать последний шаг, – заявил Кашин. Как и Шарлемань, он не страдал от избытка скромности.

– Какой шаг? – насторожился Дефорж.

– После ужина я отпущу персонал и буду в вашем полном распоряжении, – осадил его Шарлемань. – Тогда вы сможете задать любые вопросы. А пока… – Он заметил, что Кашин сделал стюарду знак снова наполнить рюмки. – Великий Парацельс говорил: «Всё яд и всё лекарство, то и другое определяет доза». Вы рискуете превратить целебную настойку в отраву. Не рекомендую.

Глава XXXIV

После ужина гости вслед за Шарлеманем перешли в соседний сектор этажа. Их ноги утонули в мягком густом ворсе ковра, устилавшего пол. Тёплый приглушённый свет заливал широкие