Клай и Том соседствовали в маленькой спальне на третьемэтаже. Алисе выделили единственную оставшуюся на втором. Когда Клай снималкроссовки, в дверь тихонько постучали, и в спальню, не дожидаясь ответа, вошелдиректор. На скулах горели два пятна румянца, но в остальном лицо быломертвенно-бледным.

— Вы в порядке? — Клай встал. — Все-таки сердце, да?

— Я рад, что вы задали этот вопрос, — ответил директор. — Уменя не было уверенности, что посаженное мною зернышко дало всходы, но, похоже,дало. — Он обернулся, посмотрел в коридор, потом прикрыл дверь концом трости. —Слушайте внимательно, мистер Ридделл… Клай… и не задавайте вопросов, еслитолько не сочтете, что без них совершенно невозможно обойтись. Я собираюсьсделать так, чтобы во второй половине этого дня или ранним вечером меня нашлимертвым в постели, и вы скажете, что, разумеется, у меня не выдержало сердце, апричиной стало то, что мы сделали прошлой ночью. Вы понимаете?

Клай кивнул. Он понимал, но сдержал протесты, готовыесорваться с кончика языка. Они были бы уместны в прежнем мире, но не в этом. Онзнал, почему директор предлагал то, что предлагал.

— Если Джордан заподозрит, что я покончил с собой, чтобыосвободить его от священной обязанности, как он, с присущей мальчишкамвосторженностью, себе это представляет, он тоже может наложить на себя руки.Или по меньшей мере впадет, как говорили взрослые в моем детстве, в чернуютоску. В любом случае он будет глубоко скорбеть обо мне, но это допустимо. Авот убежденность в том, что я покончил жизнь самоубийством, не позволит емупокинуть Гейтен. Вы это понимаете?

— Да, — кивнул Клай, потом добавил: — Сэр, подождите ещеодин день. То, о чем вы думаете… может, без этого можно обойтись. Может, намудастся выпутаться. — Он в это не верил, да и в любом случае Ардай собиралсяосуществить задуманное, эта решимость читалась в осунувшемся лице директора,плотно сжатых губах, блеске глаз. И попытался еще раз: — Подождите еще день.Может, никто и не придет.

— Вы слышали эти крики, — ответил директор. — Это былаярость. Они придут.

— Возможно, но…

Директор поднял трость, останавливая его.

— А если они придут, если они могут читать не только мыслидруг друга, но и наши с вами, что они прочтут в ваших, если еще будет чточитать?

Клай не ответил, лишь не сводил глаз с лица директора.

— Даже если они не могут читать мысли, что вы предлагаете? —продолжил директор. — Оставаться здесь, день за днем, неделю за неделей? Добелых мух? Пока я не умру от старости? Мой отец прожил девяносто семь лет. А увас жена и ребенок.

— С моей женой и ребенком или все в порядке, или нет. Наэтот счет я все для себя решил.

Он, конечно, солгал, и, возможно, Ардай понял это по лицуКлая, потому что улыбнулся.

— И вы верите, что ваш сын тоже все для себя решил, не зная,жив ли его отец, умер или сошел с ума? По прошествии одной недели?

— Это удар ниже пояса. — Голос Клая дрогнул.

— Правда? Я не знал, что у нас поединок. В любом случаерефери нет. Нет никого, кроме нас, петушков. — Директор коротко глянул назакрытую дверь, вновь перевел взгляд на Клая. — Уравнение очень простое. Вы неможете остаться, а я не могу уйти. И будет лучше, если Джордан уйдет с вами.

— По превращать вас в лошадь со сломанной ногой…

— Вот уж нет, — прервал его директор. — Лошади не практикуютэвтаназию в отличие от людей. — Дверь открылась, вошел Том, а директорпрактически без паузы продолжил: — А вы никогда не пробовали занятьсяиллюстрациями, Клай? Я про книги?

— Мой стиль слишком кричащий для большинства издательств.Впрочем, я сделал несколько обложек для маленьких издательств, которыеспециализируются на фэнтези, таких как «Грант» и «Юлалия». Иллюстрировал такжемарсианские романы Эдгара Райса Берроуза.

— Молодец! — воскликнул директор и энергично взмахнултростью. Тут же потер солнечное сплетение и поморщился. — Чертова изжога!Извините, Том… заглянул на минутку поболтать, прежде чем улечься в постель.

— Пустяки. — Том проводил его взглядом. Когда стук трости обпол показал, что директор отошел достаточно далеко и его не услышит, повернулсяк Клаю. — Ему нездоровится? Он такой бледный…

— Я думаю, все с ним в порядке. — Клай указал на лицо Тома.— Вроде бы ты собирался сбрить оставшуюся половину усов.

— Решил не делать этого в присутствии Алисы. Мне онанравится, но иногда бывает просто ужасной.

— Это всего лишь паранойя.

— Спасибо, Клай, за напоминание. Прошла всего неделя, а мнеуже недостает моего психоаналитика.

— В сочетании с комплексом вины и манией величия. — Клайулегся на одну из двух узких кроватей, закинул руки за голову, уставился впотолок.

— Ты жалеешь, что мы не ушли отсюда, так? — спросил Том.

— Будь уверен, — отвечал он ровным, бесстрастным голосом.

— Все будет хорошо, Клай. Вот увидишь.

— Ты так говоришь, но у тебя комплекс вины и мания величия.

— Это правильно, — согласился Том, — но примерно каждыешесть недель они сменяются низкой самооценкой и менструацией эго[106]. Да и влюбом случае…

— …уже слишком поздно, по крайней мере для этого дня, —закончил Клай.

— Совершенно верно.

Эти слова подвели черту. Том, впрочем, сказал что-то еще, ноКлай уловил только: «Джордан думает…» — а потом вырубился.

Клай проснулся, крича, или поначалу решил, что кричит.Бросил дикий взгляд на вторую кровать, где Том сладко спал, положив что-то,возможно, кухонное полотенце, на глаза, и понял, что крик звучал только в егоголове. Возможно, какая-то часть этого крика и сорвалась с губ, но недостаточногромкая, чтобы разбудить соседа по комнате.

О темноте речи быть не могло, откуда ей взяться во второйполовине дня, но Том, перед тем как лечь спать, затянул занавески, поэтому вкомнате царил сумрак. Какое-то время Клай не шевелился, лежал на спине спересохшим, будто туда насыпали опилок, ртом и гулко бьющимся в груди сердцем,удары которого отдавались в ушах, словно приглушенные бегущие шаги. А востальном дом накрыла тишина. Они, возможно, еще не сумели полностью перейти наночной образ жизни, но прошлая ночь вымотала всех донельзя, и в этот моментникакого шевеления в Читэм-Лодж Клай не слышал. Снаружи пела какая-то птица, агде-то далеко (не в Гейтене, подумал Клай) продолжала выть какая-то упрямаясирена.