Рита нахмурилась, но Гриша не заметил и продолжал разглагольствовать.

— А с мамашей моей как на вулкане — не знаешь, когда лаву выбросит. Ей всегда надо быть главной. Всегда! Даже если она в корне неправа.

— Знаешь, давай мы не будем обсуждать твою маму, — оборвала его Рита, — я бы не хотела, чтобы мои дети рассказывали посторонним о моём характере.

— Давай. — Он покаянно опустил голову в знак смирения и, направившись к двери, хитро прищурился: — Ну, так я скажу Милке, что можно приехать?

— Только попробуй! — быстро ответила Рита, но Гриша благоразумно успел испариться.

* * *

Гришина девушка появилась в тот день, когда пёс Огурец рискнул самостоятельно выглянуть за ворота. Ступая боком, он преодолел пространство двора и осторожно просунул нос между досок штакетника. При этом он старался не выпускать хозяев из поля зрения, постоянно проверяя, не бросили ли его одного. За прошедшие дни бывший скелетик успел немного округлиться в боках, и его шкурка приобрела шелковистую мягкость здорового волоса.

Посмотрев на незнакомку, Огурец робко тявкнул, покосился на Риту и уже уверенно подал голос, оказавшийся довольно басовитым для тщедушного тела.

— Брысь, собака, — строго сказала девушка, — я не таких, как ты, дрессировала.

Она была очень рослой, плечистой, с ярко-розовой чёлкой и фиолетовыми ногтями.

Рита отложила топор, которым безуспешно пыталась расколоть пень, и выпрямилась.

Не обращая внимания на недовольного Огурца, девушка шагнула во двор:

— Привет! Ты — Рита? А я Мила. Гриша сказал, что вы меня ждёте.

От подобной наглости Рита опешила и пока соображала, что ответить, Мила подошла к дровянику.

— Дай-ка топор, а то ты так до вечера провозишься. Смотри, как надо.

Словно играючи, она перехватила топор из рук Риты, размахнулась, сделала молниеносное движение, и пень в обхват толщиной развалился на две половины.

— Здоровско! — ахнул Рома. — А меня научите?

Мила довольно улыбнулась:

— Легко! Я ведь деревенская. У меня дров не на один товарный состав переколото. — Она подмигнула Гале: — И тебя научу, не сомневайся. У девчонок ещё лучше получается. Тут большая сила не нужна, а надо знать несколько хитростей — и готово дело.

— И косить умеете? А то мама боится триммера. Нам Фриц Иванович косил, — шмелём зажужжал Рома.

— И косить умею. И бензопилой могу. Мы тут с вами поладим!

— Бензопилой! — воскликнул Рома и его глаза загорелись щенячьим восторгом.

Рита подумала — а вдруг их маленький, тесный мирок, налаженный с таким трудом, внезапно разобьётся под напором этой горластой и бойкой девицы, навязанной практически насильно?

Поддев ногой разрубленный пень, она посмотрела на лица детей, выражавшие явный интерес к непрошеной гостье, а потом перевела взгляд на Милу. Опустив голову, та встала по стойке смирно, готовая в любой момент развернуться и уйти. Розовая прядь волос трепыхалась на ветру банной мочалкой. Рита представила себе ужас Надежды Максимовны при виде пассии своего сына, и ей стало и весело, и жалко эту нескладную девушку с наивным взглядом ребёнка.

«Ну, Гришка, получишь от меня тумаков за гостью», — подумала она вскользь, впрочем, без всякой злобы и, обратившись к дочке, попросила:

— Галюша, проводи Милу в дом и покажи кровать на веранде. Другого места у нас нет.

— Ой, как я люблю на веранде! — Мила подхватила рюкзак необъятных размеров, который оставила возле калитки, и приоткрыла в улыбке кривые зубы, явно нуждающиеся в брекет-системе. — Я обожаю свежий воздух. Гришаня сказал — здесь близко озеро. Люблю поплавать, особенно на закате.

Полным именем ее звали Людмила. Недавно ей исполнилось двадцать пять лет, и она работала мужским парикмахером в крошечной, на два кресла, каморке, сооружённой вместо колясочной на первом этаже панельного дома. Сама она снимала квартиру этажом выше, и кроме квартплаты за обшарпанную однушку с драным линолеумом вменяла себе в обязанность держать в чистоте всю лестничную площадку, чтобы соседи, не дай Бог, не выжили её на улицу.

— Притопала из архангельской деревни, как Ломоносов, — говорила она про себя своим подругам, которых и подругами-то назвать нельзя, потому что они возникали и исчезали в круговороте будней. Танька вышла замуж и уехала в Уренгой, со Светкой рассорились, Ольга заняла денег и пропала, а Наташка хоть и звонила, но с каждым разом всё реже и реже, пока глюкнувший телефон окончательно не стёр из памяти её номер. Новых подруг нажить не удавалось из-за напряжённого графика.

У городских счастливцев имелась жилплощадь, родители, деды с бабками, а она с утра до ночи щёлкала ножницами, чтобы поддержать братьев и заработать на первый взнос за квартиру. Ей оставалось накопить совсем немного, когда в парикмахерском кресле возникла патлатая головы студента Гриши. Он выглядел так трогательно и беззащитно, что к концу стрижки Милино сердце билось с удвоенной энергией. На следующей неделе Гриша пришёл снова. Переминаясь с ноги на ногу, плюхнулся в кресло и взглядом отыскал в зеркале её глаза.

— Мне побриться.

Щетина у него едва-едва пробивалась. Дрожащими руками Мила осторожно возила бритвой по гладким, почти детским щекам, понимая, что Гриша пришёл не потому, что сломалась электробритва. Нет! Он пришёл к ней. Здоровенная и неуклюжая, на пять лет старше Гриши, Мила была готова баюкать его на ладонях как выпавшего из гнезда птенчика. Когда он впервые робко коснулся губами её щеки, у Милы потемнело в глазах и она подумала, что умрёт от невероятного счастья, какое Бог послал ей впервые в жизни.

Со сказочного момента зарождения первой и единственной любви тусклые будни парикмахерши Милы превратились в ежедневное чудо, окрашенное восторгом встреч и горечью расставаний. Гриша частенько забегал к ней после института, и она взяла за правило, чтобы его всегда ждали вкусный обед и сладкая выпечка. Комплект ключей от ее квартирки перекочевал к нему в карман после третьей встречи. Милу не беспокоило, что они никуда не ходят вместе, что любимый не знакомит её с друзьями и не приглашает в кино. Зачем навязываться, если есть пара часов в день, когда Гриша всецело принадлежит ей душой и телом?

Чтобы стать стройнее, Мила ограничила себя в еде, а ради красоты тонировала чёлку розовой краской, но всё же, видя себя в зеркале, ей хотелось плакать от стыда за своё большое тело с развёрнутыми плечами и широкими ладонями. Своё строение она объясняла себе тем, что с самого детства много и тяжело работала. Разве может вырасти тщедушной девочка, которой каждый день приходилось вести хозяйство вместо спившейся матери?

Детей в семье было трое, и надо