— Прекрати, Диана, — со смехом приказал он, — мне не легче,но я не хочу мучиться тошнотой в первое утро после свадьбы.

— Извини. — Она взяла тост и оглядела его такимвстревоженным взглядом, что Коул испытал угрызения совести. Похоже, он слишкомлегкомысленно отнесся к ее жалобам и попытался избежать очередных вопросов.

— Что случилось? — мягко спросил он.

— Скажи правду, когда я звонила всем этим людям, как я сними разговаривала? Возбужденно, заплетающимся языком?

— Судя по голосу, ты была счастлива и, возможно, немноговыпила, — тактично объяснил Коул, — но я сомневаюсь, что этому придадут большоезначение. Невесты часто злоупотребляют шампанским в день своей свадьбы.

— Злоупотребляют? — со стыдом переспросила Диана. — Я былаомерзительно пьяной…

— Вовсе не омерзительно, — возразил Коул с едва заметнойулыбкой.

Немного успокоившись, но не желая сдаваться, Диана добавила:

— Я не понимала, что делаю…

— Не совсем, — галантно запротестовал он.

— Я выпила столько, что вполне могла вывалиться из самолета!— Она робко откусила тост, затем сжевала кусочек побольше и отложила ломтик.

— Нет, — поспешно заверил Коул, — ты заснула после долгого иутомительного вечера.

— Удивительно, как это меня не вырвало! — Диана невольносделала паузу, ожидая, что Коул будет отрицать и это предположение.

Но он выразительно смотрел на нее, приподняв бровь.

— О, не может быть! — выдохнула она и закрыла лицо руками.

— Потом тебе стало легче, — спокойно сказал он. Она урониларуки и глубоко вздохнула:

— Больше я ничего не натворила?

— Ты забавно шутила со мной. — Он подложил себе яичницы.

— Всю ночь меня преследовали странные видения, такие яркие иживые, что больше походили на галлюцинации, но я не уверена, происходило ли этона самом деле или же мне снился сон. Может, я забыла что-нибудь важное? — Онаснова взяла тост и в упор взглянула на Коула.

«Очень важное», — подумал Коул, припоминая, как Дианаустроилась у него на коленях вскоре после вылета в Хьюстон. Пока самолетнабирал высоту, она со смехом читала детские стихи с глупенькими, нелепымиконцовками, придающими им веселый тон.

Диана прильнула к нему в поцелуе, а затем сунула ладонь емупод смокинг и обхватила другой рукой его за шею — сначала робко, а затемтребовательно, прижимая к себе. Коул следил, чтобы дело не зашло слишкомдалеко, а его прелестная жена наслаждалась игривой, не вполне трезвой и наредкость эффективной тактикой, предназначенной для того, чтобы выяснить,насколько он способен держать себя в руках.

На высоте тридцати двух тысяч футов он наконец не выдержал ирухнул на диван, увлекая ее за собой. Этим утром он отчаянно старался забытьто, что Диана не могла вспомнить. Но с другой стороны, ее забывчивость былатолько к лучшему, поскольку случившееся никогда не повторится.

— Ничего достойного внимания, — ответил Коул на ее вопрос.

— Нет, я помню, как делала что-то еще. Кажется, яразглядывала казино из окна машины и думала, как ярко блестят огни и как вокругшумно и весело. — Она снова откусила тост и на сей раз сочла его вкус болееприемлемым.

Она увидела, как мрачное выражение на лице Коула сменилосьплохо скрытой насмешкой, и в тревоге положила руки на стол, подавшись вперед.

— Я натворила еще что-то, пока мы были там, да? — настойчивоспросила она. Ее воспаленное воображение услужливо нарисовало фигуруподвыпившей женщины в лиловом платье, карабкающейся на сцену, а затем пляшущейвместе с танцовщицами. О Господи, а может, со стриптизерками? — Что бы я нисделала, это выглядело ужасно., да? — слабо добавила она.

— Ну, это как посмотреть. Может, ты противница азартных игрпо нравственным или религиозным соображениям?

— Нет.

— Тогда в твоем поступке не было ничего ужасного. Дианавсплеснула руками и возвела глаза к небу.

— Я играла! — воскликнула она. Коул наблюдал, как онапереключается с торжественности на панику, переходит от облегчения к иронии, ичто он всецело наслаждается ее обществом. Так бывало всегда. Криво улыбнувшись,она взяла вилку и занялась яичницей.

— И как у меня получалось?

— Неплохо.

— Я проиграла, — заключила Диана с подавленным смешком:открытие не лишило ее ни веселья, ни аппетита. Когда Коул кивнул, онапотянулась за стаканом с апельсиновым соком и сделала глоток. — Сколько?

— В рулетку? Или в баккара? А может, у автоматов? Диана взамешательстве отставила стакан.

— Так я проиграла и в то, и в другое, и в третье?

— Да, но я остановил тебя прежде, чем ты перешла на покер скрупными ставками, — добавил он, поднося ко рту чашку кофе.

— Сколько же мы пробыли в казино?

— Недолго — всего полчаса.

— Ну, тогда я не могла проиграть слишком много, — сделалавывод Диана, но что-то в его уклончивом взгляде заставило ее насторожиться. — Ивсе-таки сколько?

— Около трех тысяч долларов.

Она содрогнулась, но тут же овладела собой и кивнула,деловито пообещав:

— Я выпишу тебе чек.

— Это ни к чему.

— Я настаиваю! Леди подобает самой оплачивать свой проигрыш,— процитировала она с такой насмешливой уверенностью, словно заучила эту фразув школе.

«Она не просто умна, прекрасна и остроумна, но и чертовскинастойчива», — решил Коул.

— А в медовый месяц всегда платит джентльмен, — не менееуверенно возразил он.

К сожалению, назвав тридцатиминутное пребывание в казино«медовым месяцем», он будто издевался над собой и над внезапным, прозаическимбракосочетанием, предшествовавшим этому «медовому месяцу». Коул заметил этосразу же, едва слова слетели у него с губ, и Диана тоже уловила иронию. Ееулыбка погасла, однако Коул почувствовал, что она не рассердилась и неоскорбилась. Она просто… вернулась к реальности.

— Напрасно ты разрешил мне звонить из самолета, — упрекнулаона.

— Я не остановил тебя потому, что это пойдет на пользу нетолько тебе, но и твоей компании — люди должны как можно быстрее узнать, что тывышла за меня замуж.