по краям. Шевелящиеся жвалами пасти в центре тела животных скрежещуще попискивали — гептаподы переговаривались, примитивная система сигналов у них неплохо развита. Заметив меня, блюдца рассыпались в разные стороны и угрожающе засвистели, детеныши приняли защитную позу, оперевшись на пять конечностей и приподняв две в угрожающем жесте.

Стало заметно, что на кончиках передних лап торчат поблескивающие влагой коготки. Считалось, что гептаподы не ядовиты, хотя на зуб, так сказать, мы пробовали только взрослые экземпляры. Видимо, природа не смогла обделить беспомощных семиногих малышей и предусмотрела защитные механизмы, пока взрослые отсутствуют. Кстати, про взрослых…

Я, пригнувшись, попятился в сторону флаера, удерживая мелкоту в поле зрения и одновременно осматривая окрестности, чтобы засечь появление взрослой особи. Неизвестно, каковы родительские инстинкты гептаподов — предоставлена ли малышня сама себе, как это часто бывает у насекомых, или родители трясутся за потомство. Учитывая, что взрослый гептапод — животное размером с небольшого пони, встречаться со счастливым папашей или мамашей мне отнюдь не улыбалось.

Естественно, по закону подлости — или Мерфи, кому как больше нравится — из высоких зарослей хрустально-зеленоватой травы показалась громадная суповая тарелка тела родителя. В передних лапах зверь волок неожиданную и страшную ношу — маленькую девочку лет двух-трех в ярко-красном платье. Так вот что привлекло мое внимание! Я отметил, что ребенок вроде с виду жив и цел, но без сознания.

Я выпрямился и гаркнул во всю мощь на ошеломленного гептапода, делая шаг на него:

— А ну плюнь! — как выяснилось, командный тон действовал не только на подчиненных, гептапод выпустил добычу из лап и, неприятно вереща, скрылся в траве, куда за ним вразнобой прыснула стайка детенышей. Я поднял девочку и бегом отнес к флаеру, пока еще кто-нибудь не покусился на малышку. Ввалившись внутрь с ребенком на руках, я перевел дух, забаррикадировался и принялся рассматривать найденыша.

Оттерев мордашку девчонки от травы и грязи, я внимательно осмотрел ребенка, ощупал руки и ноги — похоже, девчушка просто перепугалась и потеряла сознание. Она не выглядела изможденной: кроме синяков, небольших царапин и пары ссадин никаких повреждений я не нашел.

Удобно устроив ее в пассажирском кресле и пристегнув, я накрыл ее своей курткой и уже собрался улетать, как флаер, покосившись, тяжело припал набок. Вот же невезуха! Похоже, силикатный зыбун — периодически геологи в почве находили участки гелеобразной земли, ведущей себя как яма с грязью, наступишь туда — сапоги там и оставишь.

Насколько глубок этот конкретный зыбун и удастся ли флаеру из него выбраться, я не знал, но за себя переживать я так и не научился, а вот присутствие случайного ребенка на руках сильно усложняло дело.

Вздохнув, я включил аварийный маячок и выбрался наружу оценить масштабы бедствия — правый бок флаера просел в почву до крыла и прочно там завяз. Я аккуратно прощупал найденной неподалеку палкой почву вокруг него — зыбун оказался неглубоким и небольшим, но подъемной силы аппарату взлететь не хватит, а мне не хватит сил вручную его откопать и вытащить. Тем более, что и копать-то нечем.

Дела-а-а…

Я сел на плотную землю со своей стороны и прижался спиной к двери, не забывая оглядывать окрестности — похоже, придется ночевать. Пока еще кто-то меня хватится, куда я делся, пока найдут, пока сигнал маячка флаера засекут — чую, придется невесело.

Связи тут нет и не предвидится в ближайшие несколько лет, поэтому я вспомнил идею Ви, выковырнул из смарта модуль круглосуточной записи, настроил на экономный режим постоянного мониторинга с расстояния двух-трех метров и запустил. Как раз примерно на двое-трое суток хватит, если пропадем — хотя бы запись будет для потомков, почему и отчего издохли попугаи.

На быструю помощь я не рассчитывал — район довольно пустынный, зверье нешуганное, а у меня ни оружия, ни брони, даже визор я сдал, только форму сдать рука не поднялась, куртку от нее прихватил и поехал. И я принялся судорожно рыться по карманам — я же по природе параноидальный хомяк, мало ли, что я мог там заныкать и забыть.

Итогом планомерного обыска сначала одежды, затем машины стала кучка совершенно неожиданных для меня вещей: пачка печенья, небольшая початая бутылка воды, пустой термос, изолента, компас, почему-то иголка с ниткой, странный набор лекарств — обеззараживающие таблетки для воды, средства от головной боли и от расстройства желудка, пара пуговиц, нож и бессчетное множество бумажек и пустых пакетиков. Аптечку и дополнительное оборудование я тоже снял и вернул на склад, а за гражданским набором так и не сподобился заехать. Молодец, что тут скажешь. М-да, негусто.

Девочка заворочалась в кресле, сбивая импровизированное одеяло, захныкала, я тут же поправил сползшую было куртку, и вскоре, пригревшись, ребенок мерно засопел. Обморок перешел в здоровый крепкий сон, и я облегченно выдохнул — немного времени подумать я себе курткой точно выиграл.

Как обращаться с человеческим детенышем, я представлял себе лишь в общих чертах. Рассказать мне девчушка точно ничего не сможет — чересчур мала, а вот подержать ее на диете из печенья и воды точно должно получиться, не младенец уже. Главное — понять, на сколько примерно печеньки растягивать. Оперативники наверняка делом заняты, ее же и ищут вблизи колонии, их можно не ждать. Допустим, Тай зайдет не сегодня-завтра, смарт вне доступа, флаера нет — вот что он должен подумать? Что я куда-то смылся. Зная его деликатность, граничащую с тактичностью носорога, можно надеяться, что беспокоиться он начнет почти сразу. Траекторию полета я оставлял диспетчерам, зарегистрировано в системе и время вылета наверняка, а вот когда я собираюсь обратно, я никому не говорил. И я отклонился с маршрута. Итого получаем минимум сутки, максимум — дня три.

Я задумчиво пересчитал печеньки — тут даже на один перекус малявке маловато, как по мне. И еще будет проблема с солнцем: ночи-то теплые, а