Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любой другой, оказавшись в шкуре Макарки, пьянствовал бы по барам, девиц водил, ну или не девиц, а этот шастал по промзонам, стройкам, заброшенным зданиям. Телефон, куда поставили отслеживание, то терял, то не заряжал. Спасало лишь то, что он не обращал внимания на людей вокруг, и Алеше прятаться-то особо не приходилось. Несколько раз все же терял «объект», но сильно не беспокоился – в конце концов тот приходил спать в гараж на севере Москвы. Суицидальных порывов Алеша не замечал, хотя однажды этот придурок просидел несколько часов наверху лестницы полуразрушенного пятиэтажного здания – бог знает на чем она держалась. Потоки дождя стекали по ступенькам, и Алеша ожидал, что лестница вот-вот обвалится.
Как-то пришлось позвонить Ивану Арсеньевичу вне уговоренного времени, когда двое бомжей повели Макарку сначала в «Пятерочку», вышли откуда с пакетами покупок, а потом потащили под железнодорожный мост, где внезапно скрылись за едва приметной дверью в техническое помещение. «Ну, не убьют же они его, Алеш. Вылечим, если что, не вмешивайся». И еще было несколько подобных случаев, когда к Макарке проявляли интерес странные личности. Это казалось опасным: кровоподтеки и выбитый зуб Макарки служили тому подтверждением, но Константинович всякий раз велел не вмешиваться. Самому Алеше было тошно смотреть на безволие «объекта». Мягкий белый червяк. Кто зацепит, тот и тащит. Тем удивительней было событие, после которого Иван Арсеньевич кинул спасательный круг.
Где-то набрав полный рюкзак камней (Алеша не уследил), Макарка явился на заправку в черте города и принялся швырять камни в витрину. Стекла мгновенно осыпались, и Макарка переключился на топливные колонки. Водители и заправщики ринулись к нему, он перепрыгнул через разбитую витрину внутрь здания, порезался, принялся швырять на пол содержимое полок, бить бутылки, растаптывать упаковки. И все это – молча. Алеша не успел вмешаться, водители схватили Макарку и держали до приезда милиции. Он и им слова не сказал, но, выбрав момент, ударил головой одного из ментов, разбил ему бровь. Константинович еле вызволил придурка. А когда тот подошел к машине, то вместо благодарности стукнул по дверце со всей силы. Иван Арсеньевич мгновенно пресек движение Алеши – не реагируй. До сих пор на том месте вмятина, так и не получилось до конца выправить. В тот день Константинович и Макарка долго ходили по набережной, разговаривали. Когда вернулись в машину, особой радости в глазах «объекта» Алеша не заметил, будто тому было все равно. Неделю-две был как болванка, а потом как-то сдвинулось.
Ну а теперь все вуаля, чики-чики, полный ажур. Кое-кто и понятия не имеет, сколько ради него старались, и уверен, что Иван Арсеньевич в силу великодушия дал роль, спасая от пропасти. Так или иначе Иван Арсеньевич в самом деле бросил спасительный круг, просто по более сложной траектории. И если бы не этот круг, Макарка и сейчас играл курьеров и почтальонов в театре. Так что немного заботы в ответ кое-кто мог бы и проявить. Старику нужен каждый день суп и всего-то. Что-нибудь горячее. Не оставлять одного надолго, напоминать о таблетках. Что тут сложного?
Алеша раскрыл желтое пластмассовое ядро, вытряхнул содержимое на ладонь – дракончик. Улыбнулся. Ну надо же. Несколько дней назад Алеша сделал татуировку на плече – небольшой дракон, раскрывший пасть. Немного щипало еще. Но это неважно. Алеша коснулся плеча сквозь свитер. Теперь дракон всегда будет на плече, теперь они вдвоем. На тату, на чешуе дракона можно было угадать букву К. Сходу не разглядишь, но если знаешь, что она там, увидишь.
Спустя два дня Алеша сидел на берегу на притащенном откуда-то пне и смотрел, как Полинка – белые закатанные брюки, блузка, развеваемая ветром, – сносным, прилично себя ведущим ветром, ровно таким, каким нужно для съемки, как сказал Иван Арсеньевич, – брела по кромке воды. Вода была ледяная, это Алеша знал. Но Полинка, капризы которой по любым пустякам были Алеше хорошо знакомы, сейчас, под камерами, будто и не замечала холода. Точно была обезболена. В бою, даже учебном, так же: в какой-то момент ты перестаешь замечать свое тело, разве что слышишь, как стучит сердце. Что уж говорить про настоящий бой. В чеченских горах во время операции Алешу однажды в руку укусила змея. Отсосав яд, он тогда затянул повыше бинт, который всегда носил с собой, и ни словом ребятам не обмолвился. Когда замутило в глазах, горы слились в огромное серое одеяло, с дырами и вкраплениями, и это одеяло начало сползать вниз и тянуть за собой, Алеша сумел удержаться и завершить операцию вместе со всеми. Сказал об укусе ребятам, когда все кончилось, и тогда уже они о нем позаботились.
Вот и Полинка брела сейчас по кромке, не замечая ничего, что не относилось к делу. Алеша был уверен – по ее коже не ползли даже мурашки.
Константинович в этот раз снимал фэнтези. Ему нравилось играть с жанрами, хотя, конечно, это все равно были фильмы Константиновича. Алеша, присутствовавший уже не на одном интервью, прочитавший не одну критическую статью вслух, не то чтобы стал разбирался в кинокухне, но многие понятия были теперь у него на слуху. Занимайся Иван Арсеньевич собаками, или разведением помидорных плантаций, или строительством небоскребов – для Алеши ничего бы не изменилось, только нахватался бы других понятий, выполнял бы несколько другие поручения и встречался бы с несколько другими людьми.
Судя по взглядам, которые Полинка кидала на дышащее полотно моря и горизонт, – она, то есть ее героиня, ожидала корабля, по крайней мере – чего-то с воды, однако нечто возникло на берегу метрах в двухстах. Точка. Движущаяся точка. Полинка сперва ее будто не замечала, а потом увидела, подалась вперед, высматривая. Точка стала расти, сначала Алеша принял это нечто за гигантское насекомое, но немного погодя оказалось, что это человек на велосипеде. Велосипед трехколесный, но огромный, причудливой конфигурации, большие колеса, высоко поднятый руль. Полинка замерла, прижала руки к груди, а потом вдруг сделала шаг назад – появился не тот, кого она ждала. На ездоке было надето что-то вроде сутаны, рясы – зелено-лиловой, развевающейся на ветру. Высокий белый воротничок сжал шею кольцом, на голове белела шапочка с лиловым лепестком на боку. На ногах, крутящих педали, – высокие сапоги, вроде как у ковбоев, только черные. Человек приближался. Макарка. Алеша удивился. Роль религиозного фанатика должен был играть Федотов, Алеша сам привозил тому сценарий. У Духова была роль парня Полинки, то есть ее героини, красавчика, из-за которого и разгорелся сыр-бор в фильме. Так вот о какой рокировке говорил Иван Арсеньевич.