— В настоящий момент мне достаточно слова Откровения.

— Как угодно.

Я был благодарен букинисту за стремление поддержать меня,однако чем дальше я уходил от книжной лавки, тем больше мною овладевалаледенящая кровь тревога. Мне чудилось, будто улицы, как и моя судьба, проложенына зыбучих песках.

15

По дороге домой я задержался у витрины писчебумажногомагазина на улице Архентериа. На фоне драпировки из сукна красовалась шкатулка,в которой лежали вставные перышки с ручкой из слоновой кости в пару к белойчернильнице с вырезанными на ней фигурками, напоминавшими муз или наяд. Отприбора веяло мелодрамой, его словно стащили со стола какого-нибудь русскогописателя, из тех, что изливают душу на тысячах страниц. Исабелла писала, мне назависть, изящным почерком, таким же чистым и ясным, как ее душа, и мнепоказалось, что письменный прибор создан специально для нее. Я зашел в магазини попросил показать его мне. Перышки были позолоченными, и потому игрушкастоила целое состояние. Но я решил, что приветливость и терпение, с какимотносилась ко мне моя юная помощница, заслуживают благодарности и небольшойзнак внимания придется к месту. Я велел завернуть мне вещицу в глянцевуюпурпурную бумагу и украсить бантом размером с карету.

Возвращаясь домой, я предвкушал эгоистическое удовольствие,какое испытывает человек, неожиданно появляясь с подарком в руках. Япредставлял, как позову Исабеллу, словно она была верной собакой, которойнечего делать, кроме как преданно дожидаться возвращения хозяина. То, что яувидел, переступив порог, повергло меня в оцепенение. В коридоре было темно,как в пещере. Из приоткрытой двери комнаты в дальнем его конце по полустелилась мерцающая полоска света.

— Исабелла? — крикнул я с пересохшим ртом.

— Я здесь.

Голос доносился из глубины комнаты. Я бросил сверток настолик в прихожей и устремился в конец коридора. Остановившись в дверномпроеме, я заглянул в комнату. Исабелла сидела на полу. Она вставила свечу ввысокий бокал и с упоением занималась тем, что являлось, после литературы, еевторым призванием: разбирала чужое имущество и наводила порядок.

— Как ты вошла?

— Я была в галерее и услышала шум. Я подумала, что,наверное, вернулись вы, вышла в коридор и увидела, что дверь комнаты открыта.Мне казалось, вы говорили, что держите ее на замке.

— Уходи отсюда. Я не хочу, чтобы ты бывала в этойкомнате. Тут слишком сыро.

— Вздор. Здесь работы непочатый край. Идите сюда,взгляните. Посмотрите, сколько я всего нашла.

Я колебался.

— Входите же.

Я вошел в комнату и опустился рядом с девушкой на колени.Исабелла рассортировала предметы и коробки по принадлежности, разложив поотдельности книги, игрушки, фотографии, одежду, туфли, очки. Я взирал на этивещи с омерзением. Исабелла пребывала в экстазе, будто наткнулась на копи царяСоломона.

— Все это ваше?

Я покачал головой.

— Прежнего владельца дома.

— Вы его знали?

— Нет. Скарб лежал тут много лет, задолго до моегопереезда.

Исабелла подбросила на руке пачку писем и показала ее мне,как будто речь шла о доказательствах состава преступления.

— Мне кажется, я выяснила, как его звали.

— Не может быть.

Исабелла улыбнулась, очень довольная своими детективнымиуспехами.

— Марласка, — провозгласила она. — Его звалиДиего Марласка. Вы не находите это любопытным?

— Что именно?

— Инициалы получаются такие же, как и ваши, — Д.М.

— Простое совпадение. В нашем городе найдутся десяткитысяч людей с подобными инициалами.

Исабелла мне подмигнула. Она от души наслаждалась ситуацией.

— Смотрите, что я нашла.

Исабелла выкопала из груды добра жестяную коробку,наполненную старыми фотографиями. Это были образы прошлого времени, давностертые с лица земли: старые открытки в видами древней Барселоны; дворцы впарке Сьюдадела,[43] снесенные после Всемирной выставки 1888года; большие особняки, теперь разрушенные, и бульвары, заполненные людьми впарадных одеждах той эпохи, а также прогулочными колясками и воспоминаниями,окрашенными в тона моего детства. С фотографий ко мне были обращены лица ивзгляды, затерявшиеся в тридцатилетней дали. На некоторых снимках я будто быузнал черты актрисы, популярной в годы раннего моего отрочества и давным-давнозабытой. Исабелла наблюдала за мной, притихнув.

— Узнаете ее? — спросила она.

— По-моему, ее звали Ирене Сабино, если я не путаю.Довольно известная актриса, игравшая на подмостках театров на Паралело. Оченьдавно. Тебя еще на свете не было.

— Тогда взгляните на это.

Исабелла протянула мне фотографию, где Ирене Сабино стояла,прислонившись к окну, узнать которое не представляло труда, ибо оно находилосьв моем кабинете на верхнем этаже, в башне.

— Интересно, правда? — не унималась Исабелла. —Думаете, она здесь жила?

Я пожал плечами.

— Скорее всего она была возлюбленной этого ДиегоМарласки…

— В любом случае, полагаю, нас это не касается.

— Иногда вы бываете ужасным занудой.

Исабелла стала складывать фотографии в коробку, и однакарточка выскользнула у нее из рук, упав к моим ногам. Я поднял снимок ивсмотрелся в изображение. Ирене Сабино в шикарном черном платье позировала сгруппой мужчин в вечерних костюмах в помещении, очень похожем на большой зал«Скакового круга». Обычная фотография с какого-то праздника, не стоившаявнимания, если бы на втором плане, довольно расплывчатом, не выделялась фигуракабальеро с гривой седых волос, стоявшего на верхней площадке лестницы. АндреасКорелли.

— Вы побледнели, — заметила Исабелла.

Она взяла у меня фотографию и молча принялась изучать ее. Яподнялся с пола и поманил Исабеллу, приглашая ее покинуть комнату.

— Я не хочу, чтобы ты снова сюда входила, — сказаля упавшим голосом.

— Почему?

Я подождал, пока Исабелла выйдет, и запер за ее спинойдверь. Девушка смотрела на меня как на умалишенного.

— Завтра сходи в церковь и попроси монахинь, которыезанимаются благотворительностью, забрать вещи. Пусть уносят все, а если что-тоим не подойдет, пусть выбрасывают.

— Но…

— Не спорь со мной.

Мне не хотелось встречаться с ней взглядом, и я направился клестнице, ведущей в кабинет. Исабелла наблюдала за мной из коридора.