Вот тут-то Ася испугалась по-настоящему. Прокрутилась вкровати без сна до утра и с тяжелым сердцем записала дочурку к психиатру. Какпотом выяснилось, повезло ей безмерно. На прием они попали к выпускникумосковского вуза Анатолию Карякину. Толя интересовался относительно редким в тегоды в СССР методом лечения – психотерапией, обожал свою профессию и ухитрялсячитать почти все новинки, благо свободно владел немецким и английским.

Познакомившись с Люкой, Карякин поделился с встревоженнойматерью своими соображениями. Но далекая от медицины и психологии Асенькапрактически ничего не поняла. Толя сыпал специальными терминами: эписиндром,фрустрация, либидо… Ясно стало только одно: заумный доктор берется лечитьдевочку, причем как-то странно – не таблетками и уколами, а обычнымиразговорами.

– И сколько такое стоит? – робко осведомилась мать, мысленнозаглядывая в сберкнижку, где хранился «стратегический запас» – триста рублей.

– Ни копейки, – отмахнулся Анатолий, решивший провестипервый раз в жизни сеансы, – только строго выполняйте мои указания.

Поскольку в качестве альтернативы предлагался приемпсихотропных препаратов и постановка на учет в диспансер, Ася рискнула.

Целый год Люка лечилась у Анатолия. Первый месяц оказалсяужасным. Дочка рыдала в голос и, цепляясь руками за косяк, вопила:

– Не пойду!

Асенька с трудом волокла девчонку по ступенькам. ЗатемИветта смирилась, даже стала ждать сеансов с радостью. Может, Анатолий оказалсяталантлив, а может, решающую роль сыграл переходный возраст, но в шестом классеЛюку просто не узнали ни учителя, ни одноклассники. Маленькое тощенькое злобноесущество, косившееся на всех с задней парты, превратилось в красивого улыбчивогоподростка. Иветта записалась в драмкружок, и режиссер не уставал расхваливатьее талант. Училась девочка по-прежнему отлично, но теперь больше не нарушаланеписаных детских законов и охотно давала списывать.

Единственное, что осталось от прежнего «имиджа», – кличкаЛюка. Кстати, Анатолий настоятельно рекомендовал звать девочку только Иветтой.

– Ничто не должно напоминать ей о прошлом, – советовал врач.– Это Люка была агрессивной и неконтактной, а Иветточка – чудесный, милыйчеловечек.

Но не объяснять же такое в школе? И лучшую ученицупо-прежнему звали Люкой, искренне забыв, откуда взялось это прозвище.

Когда дочка пошла в восьмой класс, у Аси появился жених –симпатичный инженер Федор Андреевич. После трех месяцев ухаживания он поселилсяу своей пассии. Может, в конце концов у них и сложилась бы вполне нормальная,счастливая жизнь, только наивный Федор принялся воспитывать Иветту.

– Что же ты, деточка, никогда матери по хозяйству непоможешь, – зудел, как осенняя муха, мужик. – Помой-ка посуду после обеда.

Иветта мило улыбалась, но выполнять требование не спешила.Федор Андреевич не успокаивался:

– Хоть трусишки свои постирай, лентяйка ты этакая, матьпожалей…

Потом принялся за будущую жену:

– Разбаловала девицу, замуж скоро выдавать, а она полнаянеумеха – ни щей не сварит, ни рубахи не постирает…

Мать призадумалась. Иветта действительно дома абсолютноничего не делала. Уходя в школу, девочка даже кровать свою не застилала. Нораньше это как-то не трогало Асю, а сейчас начало раздражать. Однажды, придядомой, женщина обнаружила на столе грязные тарелки, чашку с остатками чая.Иветта же преспокойненько лежала на диване. Ася взорвалась:

– Ну как тебе не стыдно! Я целый день работаю, а тыничегошеньки не делаешь! Прав Федор, белоручкой растешь!

– Ой, да ладно, мамуля, – заныла Иветта, – чего взбесилась,ну потом уберу, ерунда какая…

– Да как ты смеешь с матерью так разговаривать! – закричалФедор.

– Ты мне замечаний не делай, – отрезала Люка, – ты здесьвообще никто: ни маме муж, ни мне отец!

– Скоро буду, – пообещал потерявший терпение мужик, – наднях заявление в загс отнесем, вот тогда получишь ремнем по заднему месту, ужена законных основаниях.

– Это правда? – тихо спросила Люка.

Ася виновато кивнула головой. Не в такой обстановке хотелаона сообщить дочери о предполагаемом замужестве.

– Ну что ж, – мило улыбнулась вдруг девочка, – желаюсчастья! Очень рада за вас.

Ася чуть не села мимо стула. Подобной реакции она никак неожидала.

Через неделю мать заметила, что Люка ходит по квартирекак-то боком, кутаясь в длинный халат.

В ответ на настойчивые расспросы Иветта сначала отводилаглаза, а потом пробормотала:

– Ты только не пугайся, – и распахнула полы халата. Ася чутьне лишилась чувств. На нежной коже девочки тут и там сверкали жуткиекровоподтеки.

– Что это? – только и смогла пробормотать мать.

– Федор, когда тебя нет, все время щиплет меня и говоритгадости, – зарыдала Люка, – а вчера вообще догола разделся и… Ой, не могу,извини, мама…

Ася в ужасе слушала девочку. О подобных ситуациях она,конечно, слышала, но чтобы Федор!..

– Не хотела тебе говорить, – захлебывалась слезами Люка, –думала, отстанет, а он все сильней и сильней пристает, вот и придираться начал.Думаешь, почему он постоянно кричит, что я чашки не мою? Я ему по рукам, а онтебе жаловаться. Тоже чистюля нашелся, Макаренко фигов. Сам, между прочим, своюпосуду после обеда немытой оставляет и вещи повсюду раскидывает… Понимаешьтеперь, почему он меня воспитывать взялся?

Ася почему-то не зарыдала. Молча уложила вещи кавалера вчемодан и выставила его за дверь, тихо радуясь, что не успела официальнооформить взаимоотношения.

Летом театральный кружок, куда ходила Люка, собрался нафестиваль детских самодеятельных коллективов в Москву. Всех артистов взять немогли, ехали лучшие из лучших. Педагоги поставили условие – в столицу отправяттолько тех, у кого в дневниках хорошие отметки. Люка совершенно не волновалась– у нее-то были одни пятерки, а руководитель театральной студии открыто называлВоротникову любимицей. Но неожиданно для всех в Первопрестольную велелисобираться Оле Золотовой, дочери главврача крупнейшей городской больницы. Малотого, что Олечка слегка шепелявила, так еще и год закончила на одни тройки.Возмущенная Ася потребовала ответа от классной руководительницы. Та толькоразвела руками:

– Безобразие, конечно, но у нашей директрисы муж хроник, егобез конца в клинику укладывают.