– Но почему вместо Иветты? – добивалась ответа мать. Педагогвздохнула.

– В спектакле заняты четыре девочки. Леля – дочь заведующейгородского отдела образования, Машин папа – директор нашего металлургическогокомбината, а родители Кати работают в торговле, мама – в гастрономе, отец – вобувном магазине… Понятно?

В коммунистическую эпоху, когда продукты и обувь былитотальным дефицитом, объяснять выбор не приходилось. Ася вернулась домой ипринялась утешать Иветту, но девочка усмехнулась:

– Ой, мама, Оля такая болезненная, все время занятияпропускает, потому и учится плохо, так что небось снова сляжет.

Так и случилось. За два дня до отъезда Золотова свалилась стяжелой желудочной инфекцией, и Люка отправилась в столицу.

Вернулась она просто другим человеком. Огромный город,кажущийся на первый взгляд беззаботным, отлично одетые москвичи… Да еще в этидни в Москве проходил Международный кинофестиваль, и Люка на расстояниивытянутой руки увидела Софи Лорен, получила автограф от Жана Маре и фотографиюот Марины Влади. Великолепно говорящая по-русски Влади даже погладила девочкупо голове и сказала:

– Да ты настоящая красавица! О киносъемках не думала?

Карьеру актрисы предрек Иветте и седеющий, импозантныйГреков, председатель жюри. Вручая раскрасневшейся Люке диплом и коробку конфет,мэтр покровительственно произнес:

– Вижу недюжинный талант. Когда школу окончишь?

– Через два года, – пролепетала Люка.

– Приезжай в Москву, – пригласил мастер, – возьму на свойкурс.

С того дня в голове девочки засела мысль о том, что онаобязательно должна жить в Москве. Вермь Люка тихо возненавидела.

Самое удивительное, что ей удалось попасть в театральныйвуз. Как ни странно, но Греков припомнил способную девочку и помог абитуриенткепроплыть сквозь рифы вступительных экзаменов. Наступила чудесная пора. Асяпросто светилась от счастья. Сама она работала художником в местном драмтеатреи в мечтах видела дочь сначала на подмостках столицы, потом Софии, а там,возможно, Парижа, Лондона, Нью-Йорка… Ей грезилось приглашение в Голливуд,вручение Оскара…

В декабре Люка со слезами позвонила матери. В общежитиизавелся вор, и девушка лишилась всех денег. Естественно, Асенька выслаладотацию. Следующий крик о помощи прозвучал через двадцать дней. Старик Грековпотребовал с Люки деньги – двести рублей в месяц.

– Грозит иначе выгнать, – рыдала в трубку Люка, – ему тутвсе платят…

Ася приуныла. Зарплата театрального художника невелика – теже двести рублей.

– Не надо, мамуля, – плакала дочка, – ну его, этоттеатральный вуз, вернусь домой, пойду на завод кладовщицей!

От такой перспективы Афанасия чуть не скончалась на месте.Ее дочь, красавица, талантливая, нежная, интеллигентная девочка, одетая в синийхалат, будет выдавать брезентовые рукавицы матерящимся рабочим!..

Женщина нанялась расписывать вокзальный ресторан и началапосылать девочке необходимые деньги. В марте в театральном училище сделалиплатным общежитие – сто рублей ежемесячно. Ася только качала головой, осуждаяжуткие московские порядки…

Летом Люка собралась на гастроли со студенческим театром вРигу. Потребовалось купить билеты, а еще слушатели скидывались на костюмы – подвести пятьдесят целковых… Словом, к четвертому году обучения дочери в МосквеАся продала почти все свое имущество, бегала по трем работам и даже небрезговала причесывать за копейки соседок по дому, благо отлично управлялась срасческой и ножницами. Женщина стала бояться телефонных звонков и писем – изтрубки и со страниц коротких посланий она получала только одну просьбу: вышлиденег!

Подходил к концу пятый курс, и Люка сообщила о великолепномшансе. В московском Театре на Таганке есть вакантное место, ее возьмут, но заэто главному режиссеру надо дать… четыре тысячи рублей. Иначе распределят вкакую-нибудь Тмутаракань изображать в детском театре пионерок, собачек иснегурочек…

Огромность суммы просто убила Асю. На сберкнижке у нее былавсего одна тысяча, собранная с огромным трудом. Художница, не отдыхавшая нигдепочти пять лет, хотела в этом году поехать в Крым…

Естественно, эти деньги были отправлены в Москву. В мае Люкапозвонила и спросила:

– Мам, где еще три куска?

– Может, одного хватит? – робко осведомилась Ася.

– Что ты, – закричала Люка, – тут по десять за подобноеместо платят, это мне по знакомству уступают! Найди и вышли к пятнице.

Асенька пометалась по знакомым, набрала еще две тысячи ирешила тайком от дочери съездить в Москву, броситься в ноги жадному главномурежиссеру Театра на Таганке.

Удостоверение театральной художницы открыло перед ней двери.Ася вошла в кабинет и с порога принялась умолять седовласого импозантногомужчину. Через полчаса она еле живая вползла в метро. Режиссер был изумлен докрайности. Ни о какой Иветте Воротниковой он слыхом не слыхивал, места в труппеслучаются, но на них объявляют творческий конкурс, если актриса подходит, берутбез всяких взяток. Может, где и принято раздавать вакансии за деньги, но тольконе в Театре на Таганке.

Ася, всю жизнь общавшаяся с актерами, знала, что этим вечнымдетям ничего не стоит с самым честным видом врать человеку в глаза. Но каким-тообразом почувствовала – пожилой режиссер говорит правду.

Полная дурных предчувствий, мать поехала в институт.

Здесь ее поджидал сокрушительный удар. Поджимая брезгливогубы, секретарь ректора сообщила:

– Воротникова отчислена два года назад, в самом началетретьего курса, причем с формулировкой: «за поведение, порочащее званиесоветской студентки».

Ася, почти потеряв голос, прошептала:

– Где же она?

Секретарша дернула плечом.

– Не знаю и знать не желаю.

– Да что произошло, расскажите, – принялась умолять мать. –Не успевала, двойки получала?

Тут в приемную быстрым шагом вошел ректор, и секретарь сообщила:

– Мать Воротниковой приехала, Эдуард Васильевич, дочуркуищет…

– Проходите, – вежливо посторонился мужчина.

Ася рухнула в уютное кресло, чувствуя, как к горлуподступают истерические рыдания.