– Мусенька, – принялась оправдываться негодяйка, – мы долгоскрывали брак, старуха Грекова была жуткой особой, ни за что бы не позволилаВадиму на мне жениться…

– Ладно, ладно, – пробормотала Ася, – и где же ты работаешь?

– Учусь, – поправила Иветта, – в театральной студии, на дняхдиплом получу…

– Дай свой адрес и телефон, – потребовала художница.

– Конечно, конечно, – засуетилась мерзавка и неожиданноспросила: – А деньги правда достала? Дай мне в долг.

Отметив, что Люка первый раз в жизни заговорила об отдачеденег, мать поинтересовалась:

– Проиграла?

Девушка в отчаянии заплакала.

– Это сильнее меня, держусь, держусь, потом – раз и все!Жутко не везет, катастрофически.

– Нет, – твердо заявила Ася, – денег не дам, я вся в долгах.Надорвалась уже на трех работах. Тебе не стыдно просить?

– Стыдно, очень стыдно, – зашептала Люка, заламывая руки, –но, если сейчас не отдам, меня могут просто убить. Знаешь, какие у картежниковзаконы?

– И знать не хочу, – отрезала мать.

Люка упала на колени.

– Помоги в последний раз.

– Сколько надо?

– Тысячу.

Ася подошла к буфету, выдвинула ящик, достала жестянуюкоробку из-под печенья и, отсчитав десять бумажек, протянула девушке:

– На, но это в последний раз.

Иветта схватила купюры и кинулась целовать мать. Асяотстранила любимое существо и спросила:

– Скажи, только честно, Федор к тебе на самом делеприставал?

– Конечно, – закивала головой дочурка.

Но по быстро бегающим глазам и слишком честному взглядудочери Ася поняла: опять соврала.

– Когда назад едешь? – поинтересовалась мать.

– Завтра ночью, – прозвучал быстрый ответ.

Больше они не разговаривали, молча пили чай с привезеннымииз Москвы конфетами. Ася жадно накинулась на угощение. Ей приходилось экономитьна всем, и сладости в рационе не предусматривались. Скоро ее сморил тяжелыйсон.

Утром она встала с гудящей головой и, спотыкаясь, пошла вкомнату дочери. Люки не было, исчезла и ее дорожная сумка. Ничего не понимая,Ася выползла на кухню, и глаза тут же наткнулись на плохо прикрытую дверьбуфета. Дрожащими руками она вытащила свой «сейф». Жестяная коробка была пуста.Еще вчера вечером там оставалось восемьсот рублей… Люка убежала, прихватив уматери последние деньги. Асе не на что было купить даже пакет кефира. Чутьпозднее выяснилось, что дочурка утащила и драгоценности, оставшиеся отАнастасии: несколько колец, цепочек, изумительной красоты камею и абсолютноненужную современным дамам шляпную булавку с головкой из горного хрусталя.Наверное, воровка решила, что это крупный бриллиант.

Любившая рыдать по каждому поводу, Ася не проронила нислезинки. На следующий день позвонила по оставленному телефону. Подошла почтиглухая старуха, долго переспрашивавшая имя:

– Как? Как? Какая Иветта? Отродясь таких не было.

Ася грустно усмехнулась: дочь опять соврала, небось и пробрак с младшим Грековым набрехала, и про долг… Просто в очередной раз обобралаглупую, наивную мать.

Художница вновь заняла денег и вычеркнула Люку из своейжизни.

На вопрос лучшей подруги: «А как там Иветточка, скоро мы еев кино увидим?» – Ася спокойно ответила:

– Она вышла замуж и уехала в Мценск, летать часто сюда неможет – билеты дорогие, а поездом почти неделю ехать.

Шли годы. Слава богу, дочь не показывалась. Но этой осенью,придя домой, Ася неожиданно увидела в подъезде Люку. Она сидела на подоконникеи спокойно курила.

– Ты? – оторопела Ася. – Что надо?

– Мамочка, – заулыбалась Иветта, – так волновалась о тебе, как,думаю, ты все эти кризисы переживаешь?

– Поэтому, наверное, столько лет не писала и не звонила, –съехидничала Ася. – А я-то мучилась: почему меня обокрали? Оказывается, отволнения.

– Прости, мамуля, – протянула Люка, – глупая была, молодая.Давно за ум взялась, работаю.

– Где же? – усмехнулась мать. – В Голливуде? Часом, твойпсевдоним не Шарон Стоун?

Люка рассмеялась.

– Да ладно, мамуля, ну полно, выучилась на парикмахера, стоюв салоне. Но клиентура вся сплошь из мира театра… Ты домой пригласишь?

– Заходи, – пробормотала Ася, лихорадочно соображая, хорошоли спрятан «сейф».

Вчера женщина получила большую сумму и всю сложила вжестяную коробку. Люка ужом проскользнула в дверь. На столе опять появилсянабор шоколадных конфет. Неожиданно дочь сказала:

– Давай, мамуля, посмотрим старые фотографии, как в детстве.

Ася дрогнула, и они начали переворачивать страницы. Какобычно, художница принялась рассказывать о давно ушедших людях. Люка слушалакрайне внимательно, изредка прерывая рассказ матери вопросами:

– Это кто? А кем приходится?

Потом Асю вновь сморил сон. Стоит ли говорить, что утром онане обнаружила дочери. Вместе с ней исчезли «сейф» и альбом с фотографиями.

– Ну ладно деньги, – сокрушалась Ася, – вновь меня, старую,обвела вокруг пальца, но снимки? Зачем карточки уперла? Так жаль! Ни одной неосталось. Там, кстати, и ваши были.

– Да? – изобразила я удивление. – Откуда?

– Афанасия Константиновна присылала Анастасии. Довольномного снимков. Я еще всегда поражалась, какая причудливая штука – родство.Положить рядом детские снимки твои и Иветты, так не поймешь, кто где. Вижу, чтои сейчас вы необычайно похожи друг на друга.

Она замолчала, я тоже не проронила ни слова. Генетика –удивительная вещь. Нет, не зря в прежние времена с некоторыми семьями никтородниться не хотел. Запойный дедушка, кокаинистка бабушка, неуправляемый бабникдядя… Монах Мендель еще не производил своих опытов с горохом, а наши прапрадедыуже знали: хочешь здоровых детей – узнай, чем болели родственникипредполагаемого мужа. Очевидно, страсть к карточной игре у Бабановых в крови. Иесли Афанасия все же с грехом пополам могла остановиться, то Люка, впадая вистерический ажиотаж, проигрывала все.