Ну вот, и здесь не ошибся, констатировал Мазур с привычнойуверенностью в себе. Ждут, паршивцы... или один паршивец? Ну, посмотрим,подержим за вымя...

Тщательно п р о с ч и т а в в голове каждое движение,заранее представив себе порядок перемещений и возможных действий, он напрягся,перенес тяжесть тела на правую ногу...

Дальнейшее произошло молниеносно. Сорвав правой рукойпротивомоскитную сетку, отшвырнув ее вправо от себя, Мазур «щучкой» нырнул воконный проем, грамотно приземлился в темноте, тут же перекатился влево,крутнувшись на спине, совершил еще одно перемещение-пируэт – чтобы сбитьпротивника с толку и выиграть секунду-другую.

Предосторожность была не лишняя – помянутый противник,торчавший у окна, с повальной быстротой ринулся в атаку, замахиваясь чем-товроде короткой дубинки, а с другой стороны надвигался второй, далеко не такпроворно и хватко. Лица человека с дубинкой было практически не различить вполумраке – значит, м е с т н ы й, а вот второй – белый...

Поскольку ни у одного из супостатов не было в руках ничегоогнестрельного, Мазур позволил себе п о и г р а т ь – несколько секунд неатаковал, а хлестался с противником, чтобы составить о нем беглое,приблизительное впечатление. Судя по моментально проявившимся результатам, типс дубинкой был молод, более-менее учен рукопашным единоборствам, верток...словом, из двоих он был наиболее опасным. Второй гораздо вяловатее, Мазур безособого труда переместился так, чтобы молодой закрыл от него напарника.

И, уже не церемонясь, отбил руку с дубинкой, нацелившейся наего черепушку, нанес пару-тройку жестоких ударов руками и ногами – убить неубьет, но вырубит надолго...

Молодой, выронив дубинку, звучно обрушился на пол, где, какпредвиделось, вытянулся во всю длину и отключился, перестав являть собою какуюбы то ни было опасность. Дальше было уже попроще. В бледном лунном светеблеснула полированная сталь ножа – но Мазур, без труда угодив носком ботинка понужной костяшке запястья, моментально нож выбил. Упал на спину, в хорошем стилерожденной в бразильских трущобах капоэйры захватил ногами талию противника,опрокинул его, сбил на пол, извернувшись, оказался сверху – классическаямиссионерская позиция, ага – не особенно и сильно почествовал ребром ладони пошее.

Взмыв на ноги, быстренько задернул шторы на всех трех окнахи зажег ночник у постели. Вторжения извне он не боялся – достаточно долгонаблюдал за своим жилищем со стороны, чтобы убедиться со всей уверенностью:никакой подмоги у этих нахалов снаружи не имеется, заявились оба-двое...

Света ночника хватило, чтобы внести в происходящее полнуюясность. Хозяин дубинки оказался молодым крепким африканцем, а второй,хрипевший в двух шагах, – главным егерем. Ну, а где ж у нас... ага, вон мыгде...

Мбопа обнаружился в дальнем углу – живехонький, с забитым врот кляпом, связанный крайне надежно и обстоятельно. Завидев Мазура, онпринялся отчаянно гримасничать, тщетно пытаясь вытолкать языком кляп и всемсвоим видом показывая, как он рад столь решительным переменам в ситуации.

– Тихо! – цыкнул Мазур яростным шепотом. – Полежипока, растяпа... Не мешай работать. Кому говорю?

Мбопа чуточку унялся, биться и гримасничать перестал, новращал глазами, как собака из сказки Андерсена. Неуютно и позорно ему было –как любому в его положении. Но чувства старого шпика Мазура как-то не особеннои волновали.

Оглядевшись, он усмотрел моток тонкой прочной веревки, откоторой, никакого сомнения, и отрезали часть для упаковки старины Мбопы.Подобрав нож, – стандартный кинжал португальских парашютистов, надежный,но лет десять как замененный более современным образцом, – не мешкая,принялся за работу, бубня под нос старую американскую песенку:

– «Заходи, красотка, в гости!» – мухе говорил паук...

Песенка, кажется, была не американская, но какое это имелозначение? С большим знанием дела Мазур быстренько спутал по рукам и ногам обоихагрессоров, не хуже, чем они сами спеленали Мбопу. Молодой все еще пребывал вбеспамятстве, а «майор» отчаянно пытался отдышаться. Сопротивления онпрактически не оказал – в его преклонные годы уже не сможешь качественно махатьконечностями...

Молодому Мазур забил в пасть кляп, использовав для этой целиодну из собственных маек, а егерю рот оставил свободным. Присел на пол с нимрядом, положив рядом револьвер и чутко прислушиваясь к тишине снаружи.

Мбопа замычал.

– Лежать, говорю! – безжалостно отмахнулся Мазур.Присмотрелся к пленнику и сказал уверенно: – Ну, все, все, кончайтепритворяться, старина, вы вполне уже продышались, подыхать не собираетесь, кдопросу готовы... Предупреждаю сразу: у меня мало времени, поэтому постарайтесьобойтись без пустого выражения эмоций в виде ругательств. Мне, собственно,чихать, что вы там обо мне думаете – ничего доброго, понятно, – но время,повторяю, поджимает... При любой попытке уклониться в лирику, не имеющуюотношения к делу, бить буду так, чтобы ничего не повредить, но крайнеболезненно... Все понятно?

Он ждал все же, что «майор», ведомый естественнымчеловеческим чувством, выматерится как следует, все же не послушает увещеваний– и приготовился нанести обещанный удар, достаточно болючий. Однако стариканлишь зло поджал губы, воздержавшись от влекущих возмездие пустых реплик.Чувствовалась старая школа выживания...

– Значит, понятно, – сказал Мазур. – Отлично. Имне время сэкономите, и собственное здоровьичко побережете, а оно в ваши годывещь ценная... Ну что же, герр майор... Помощи вам ждать неоткуда, по вашейроже видно. Она у вас откровенно безнадежная. Исполнена тоскливого осознанияпроигрыша. Это хорошо. Потому что у меня нет времени вести с вами долгие итонкие психологические поединки. Все будет обстоять проще и грубее. Либо ты,сволочь старая, будешь отвечать на все вопросы без запинки и обстоятельно, либоя к тебе применю пару эффективных штучек в стиле незабвенного Конго-Мюллера...

Он умышленно сделал паузу – и с довольным видом осклабился,узрев ожидаемую гримасу на лице пленника: несказанное удивление, почти чтошок...

– Вот на этом ты, сволочь, и завалился, – сказал Мазур,все еще ухмыляясь. – На Конго-Мюллере. Обнаглел ты, надо сказать, допредела: держать на стене классическую, можно сказать, в анналах запечатленнуюфотографию Конго-Мюллера в погонах конголезского майора – да вдобавок и ту, гдевы с ним стоите рядышком, как два голубка... Ну да, я понимаю. Конго-Мюллердавно помер, и еще допрежь того давненько выпал из активной р а б о т ы, людиуж и забывать начали эту рожу, мало кто помнит, что был такой прощелыга –бывший вермахтовец, в начале шестидесятых командовал бандой белых наемников вКонго, когда там убили Лумумбу и гражданская война раскрутилась на всюкатушку... Охотно верю, что чересчур уж ничтожна была вероятность напороться накого-то, помнящего старые времена... Ты м е н я недоучел, колбасник. Я,конечно, в те годы, когда вы с Мюллером бандитствовали в Конго, был пацаном,едва-едва в школу пошел – но потом-то, выбрав себе профессию, интересовалсявсем, что имело отношение к р е м е с л у. А эту классическую фотографиюМюллера я с детских лет помню. У нас о нем в свое время писали немало, дажекнижка вышла, точнее печатный вариант того фильма, что сняли о Мюллере двахватких репортера... «Смеющийся человек», а? Ты этот фильм наверняка посмотрел,если уж вы с Конго-Мюллером были корешами... Вот так оно все и сплелось – то,что ты несомненный немец, то, что ты корешок покойного Мюллера... Стало быть,человек с п р о ш л ы м. С таким прошлым, за которое тебя можно з а ц е п и ть, как рыбку на крючок... Ну вот, я тебе сказал достаточно. Твоя очередь.Разрешаю парочку чисто эмоциональных фраз – как ты был глуп, что недооценил моюскромную персону, и далее в таком роде... Но только парочку, не больше!