– И что дальше? – спросила Олеся.

– Дальше? – сказал Мазур. – А дальше, прости, явынужден тебя невежливо покинуть. У меня осталась одна-единственная ночь, эта,и тут уж не до лирики, даже когда речь идет о тебе...

* * *

...Пригибаясь, он пересек широкое пустое пространство, слабовысвеченное лунным сиянием, нырнул в заросли высокого колючего кустарника –хорошо еще, не такие уж густые, вполне проходимые для человека, обученногоночью шляться по самым разнообразным экзотическим уголкам.

Он был примерно на полпути меж Киримайо и охотничьим приютом– но Королевский Крааль оставался темным, никто там не сыграл тревогу, никто непалил по равнине из чего-нибудь автоматического и крупнокалиберного. На Мазуребыл отличный комбинезон с капюшоном западноевропейского пошива: один слойпропускает внутрь влагу, как памперс, второй ее удерживает, так что и по2том необливаешься, третий, самый важный, не пропускает наружу инфракрасное излучение,то бишь тепло человеческого тела – так что «ночные зыркалки», которыми оснащенызасевшие в Киримайо спецназовцы, полностью бесполезны. А датчики движения онини за что не стали бы применять: зверья тут полно, и травоядного, и хищного,пришлось бы палить по каждой гиене или антилопе...

Упомяни о черте... Правее и впереди, метрах примерно вдвухстах, раздалось могучее, утробное рычание – царь зверей, мать его, приперсяна водопой и предупреждал теперь всех заинтересованных лиц, что вышел по ночнымделам.

Особого страха Мазур не испытывал – не впервые в Африке,как-никак. Разве что проверил большим пальцем, поставлен ли на стрельбуочередями отличный германский автомат с глушителем.

Не было столь уж очевидной опасности. Лев, в общем, несобирается ка-ак напрыгнуть на первое попавшееся живое существо и ка-акразодрать на части... У него свои правила и повадки. На человека кинется впоследнюю очередь, когда брюхо подведет вовсе уж чувствительно, – а ведьздесь полно травоядной дичи, то и дело сторожко проносившейся попереквыбранного Мазуром маршрута. И все равно, следовало обратиться в слух. Так уж вАфрике принято – чем меньше шума вокруг, тем больше опасность. Тот же лев,решив напасть, вначале долго крадется следом, бесшумно бродит вокруг намеченнойцели, изучая обстановку не хуже бравого спецназовца... Так что Мазур вертелсявокруг собственной оси, как антенна локатора, готовый рубануть очередью прималейшей опасности.

И делать это предстояло со всей осторожностью, почтибалетной грацией, чтобы не зацепиться за колючки, пучками торчавшие на корявыхветках – внушительные шипы длиной чуть ли не в локоть. Не прогулка, в общем.

Кусты кончились, теперь вокруг торчали лишь редкие ихостровки. Мазур, еще раз оглянувшись со всем прилежанием, остановился награнице кустарников и обширной равнины, за которой темными громадами вздымалисьскалы. Пригнувшись, стоя на полусогнутых, изучал окружающее перед последнимброском.

Бум-бум-бум! Мазур присел на корточки. Буквально метрах впяти перед ним, сотрясая землю в неудержимом галопе, промчалась высоченная огромнаятуша: это носорог, задрав голову и хвост, ч е с а л по равнине, чем-тораздраженный или вспугнутый, пер, как взбесившийся паровоз. Сразу в несколькихместах возник дробный топот, звучавший гораздо тише, раздался отчаянный хрустветок – это улепетывала с дороги живность помельче, прекрасно соображавшая, чтогромила-носорог, этак вот разлетевшись, любого, кроме разве что слона, втопчетв землю и не заметит...

Когда стало потише, Мазур размеренным бегом припустил поравнине – и через четверть часа оказался в густой тени скал. В смыслебезопасности стало чуточку полегче – теперь можно было не бояться внезапногонападения с л ю б о й стороны, он шел по расщелине, где направлений атаки былозначительно меньше. Да и нечего делать среди нагромождений дикого камня нихищникам, ни травоядным, редко они сюда забредают...

Память его не подвела – примерно там, где он и помнил,справа обнаружилась темная дыра в скале: пещера естественного происхождения,которую архитекторы в набедренных повязках, исправно выполнявшие волю безумногокороля, приспособили для начала подземного хода.

Поставив автомат на предохранитель, Мазур привычно надел наголову прибор ночного видения. За двадцать лет технический прогресс в этойобласти шагнул вперед несказанно – никакого сравнения с прежними громоздкимибандурами, гнувшими голову к земле нешуточной тяжестью...

Скользнул в пещеру. В бледно-зеленоватом сиянии он отчетливоразличал каждый камушек. Совершенно не похоже, чтобы здесь устроил логовокакой-нибудь хищник – ни единой обглоданной косточки, ничего, чтосвидетельствовало бы о постоянном обитании зверя. Вот и ладненько... Не хваталоеще сцепиться с какой-нибудь неразумной клыкастой тварью, не способнойпроникнуться здешними государственными интересами, но, несомненно, взявшейся бызащищать свою жилплощадь со всем пылом...

Пещера была длинная и относительно узкая. Пройдя метров сто,Мазур уперся в стену – вот только в стене зияло овальное отверстие повышечеловеческого роста – старинные зодчие постарались на совесть, чтобы еговеличество, ежели, не дай бог, придется спасаться подземным ходом, не оцарапалмакушку о дикий камень, шествовал со всем достоинством...

Вот теперь начиналось самое опасное: поскольку был шанснапороться на гомо сапиенс, у которого есть дурная привычка оставлять вподобных местах то растяжки, то датчики...

Мазур продвигался неспешно, старательно высматривая настенах, на полу, на дугообразном потолке все, что могло относиться к делучеловеческих рук. Ход был прямой, как луч лазера – интересно, как древниестроители этого добились при несомненном отсутствии компаса? Ну, мало ли какможно извратиться, когда его величество требует: вынь да положь...

Пыли не было, неоткуда ей здесь взяться. Кое-где с потолкаобрушились обломки скалы, следы землетрясений – но целиком ход нигде незавален. Аг-га...

Он заметил э т о издали – четко выделялось очертаниями нафоне дикого камня. Не спеша подобрался поближе. Понимающе покивал головой.

Один череп, два... Вон и третий. Груда человеческих костей,перемешанных с обрывками истлевшего тряпья, – когда-то это была одежда, внасквозь проржавевших предметах легко угадываются автоматы Калашникова. Ну да,разумеется, – невезучие боевички из тех, кому выпало отступать варьергарде, когда ход все же обнаружили, пусть и поздно, пустились в погоню заотходившими...

Тронув носком ботинка ближайшую кость, Мазур присмотрелся,нагнулся, поднял круглый кусочек металла, насквозь проеденную окислением медь.Тем не менее, он легко догадался, что это за штука – кокарда одного изтогдашних национальных фронтов, рыскавших по лесам и всерьез намеревавшихсясвергнуть президента, то бишь несменяемого отца нации фельдмаршала Олонго. Нуда, такую кокарду таскали боевички доктора Балонжи, главы одного из фронтов ссамым пышным названием. Он, кстати, после свержения Олонго аж на четыре месяцазавладел премьерским креслом – вот только потом бывшие соратнички принялисьпеределивать портфели с помощью минометов и броневиков, и премьерскийбронированный лимузин, как выяснилось, оказался слабоват супротив очереди изавтоматической пушки «Фокса»...