И в то же время мне казалось, что с моей стороны будетчрезвычайной наглостью вновь отодвинуть крышку и посмотреть на Габриэль во сне,как я смотрел перед тем, как отойти от нее накануне. Мне казалось, что я темсамым оскорблю ее. Словно обычный смертный, я почувствовал стыд. Дома я никогдабы не осмелился без стука открыть дверь ее комнаты, не говоря о том, чтобыотодвинуть полог ее кровати.

Она непременно проснется! Она должна! И будет лучше, еслиона сама поднимет и сдвинет крышку. Она поймет, что значит проснуться и встать.Жажда обязательно разбудит ее в нужный момент точно так же, как она всегдабудила меня.

Я зажег закрепленный на стене факел и вышел, чтобы глотнутьсвежего воздуха. Оставив двери незапертыми, я направился в комнату Магнуса,чтобы оттуда увидеть, как в небе догорают остатки вечерней зари и сумеркиуступают место тьме.

Я был уверен, что непременно услышу, если Габриэль проснетсяи встанет.

Прошло, наверное, около часа. Я сидел на подоконнике,прислонившись спиной к железным прутьям решетки. Небесная лазурь окончательноисчезла, и в вышине засияли звезды. Вдалеке, в Париже, вспыхнули мириадыкрошечных огоньков. Я встал и подошел к сундуку, чтобы отобрать украшения.

Она всегда любила драгоценности. Навеки покидая своюкомнату, она прихватила с собой несколько любимых вещиц. Чтобы лучше видеть, ядаже зажег свечи, хотя на самом деле мне они были не так уж и нужны. Сам посебе свет казался мне красивым, а еще больше нравилось, как он играл ипереливался в гранях драгоценных камней. Я нашел чудесные, очень изящныеукрашения: усеянные жемчужинами булавки, которые она сможет приколоть клацканам своего мужского покроя сюртука, и кольца, которые на ее тонких пальцахбудут казаться почти мужскими…

Время от времени я прислушивался в надежде, что раздадутсяее шаги. И вскоре сердце мое вновь сковал ледяной холод. А вдруг она все же невстанет? Что, если ей была подарена всего одна ночь? При мысли об этом у меня ввисках застучало от ужаса. Что толку тогда в заполняющих сундук драгоценностях?Красота световых бликов, пляшущих в гранях изумрудов и бриллиантов, для меняровным счетом ничего не будет значить.

Я по-прежнему не слышал ни одного звука, свидетельствующегоо ее присутствии. До меня доносились только шум ветра, шорох листьев в кронах деревьев,тихий свист мальчишки, прислуживающего на конюшне, ржание лошадей.

Издалека послышался перезвон колоколов деревенской церкви.

Неожиданно у меня возникло отчетливое ощущение, что за мнойкто-то следит. Это было так непривычно, что я запаниковал. Резко повернувшись иедва не перевернув сундук, я стал пристально всматриваться в черное отверстиесекретного лаза, но никого и ничего там не увидел.

Не было никого и в самой комнате – лишь отблески свечейплясали на поверхности крышки саркофага с высеченным на ней мрачнымизображением Магнуса.

Однако, бросив взгляд на зарешеченное окно, я увидел ее.Прильнув к прутьям решетки, она смотрела прямо на меня.

Казалось, она просто парит в воздухе. Держась обеими рукамиза прутья, она улыбалась.

От неожиданности я едва не вскрикнул. Покрывшись с ног доголовы холодным потом, я попятился от окна. Мысль о том, что меня вот такзастали врасплох и я оказался совершенно беззащитным, привела меня в полноезамешательство.

Она, однако, не сдвинулась с места, и улыбка ее из спокойнойи даже безмятежной постепенно превратилась в озорную. Пламя свечей отражалось вее глазах, отчего они, казалось, сверкали.

– Нехорошо пугать таким образом других себе подобныхбессмертных, – сказал я.

Она засмеялась, и, должен признаться, никогда при ее жизни яне слышал, чтобы она смеялась так легко и свободно.

Услышав этот смех и увидев, как она двигается, я испыталсильнейшее облегчение. И тут же вспыхнул от смущения.

– Как ты там оказалась? – спросил я, подбегая кокну и хватая ее за руки.

Ее смеющийся рот был просто очарователен, а густая гриваволос вокруг лица мерцала в темноте.

– Поднялась по стене – а как же еще? – ответилаона. – Как еще могла я сюда попасть?

– Ладно, спускайся. Ты все равно не сможешь пролезтьсквозь решетку. Я встречу тебя внизу.

– Ты прав. Я обследовала все до единого окна. Но лучшевстреть меня возле верхних зубцов – так быстрее.

Она стала проворно взбираться по стене, с легкостью цепляясьносками башмаков за прутья решетки, и вскоре исчезла из виду.

Как и накануне, она была полна энергии.

– Почему мы торчим здесь и не отправляемся сновабродить по Парижу? – поинтересовалась она.

Несмотря на то что выглядела она очаровательно, что-то с нейбыло не так… но что именно?

Теперь ей уже не хотелось целоваться, у нее не было дажежелания говорить. И я чувствовал, что это причиняет мне боль.

– Я хочу показать тебе внутренние покои, – сказаля, – и драгоценности.

– Драгоценности?

В окно она не могла видеть сокровища, так как их скрывалакрышка сундука. Она пошла впереди меня сначала в ту комнату, в которой сгорелМагнус, а потом поползла по узкому туннелю.

Содержимое сундука буквально потрясло ее.

Нетерпеливым жестом отбросив на спину волосы, она приняласьперебирать броши, кольца, разного рода мелкие украшения, так похожие на те,которые когда-то достались ей по наследству и которые она была вынужденапродать одно за одним.

– Подумать только! Он, должно быть, собирал их сотнилет. Какие изысканные вещи! Он не брал что попало. Поистине это былонеобыкновенное существо!

И снова она почти сердито откинула назад волосы. Они сталисветлее, гуще и приобрели здоровый блеск. Великолепные волосы!

– Взгляни на жемчуг, – посоветовал я, – и наэти кольца.

Я указал на те, что отобрал для нее чуть раньше. Взяв ее заруку, я надел кольца на тонкие пальцы. И пальцы дрогнули, словно способны былииспытывать удовольствие. Она вновь рассмеялась.

– А из нас вышли поистине великолепные дьяволы! Тысогласен?

– Охотники из Сада Зла, – согласно кивнул я.

– В таком случае мы отправляемся в Париж.

Лицо ее чуть скривилось, будто от боли. Ее мучила жажда. Онапровела языком по губам. Хотелось бы мне знать, привлекаю ли я ее хотя бывполовину так, как она притягивает меня?