Данилов, отвлекшись от своих мрачных мыслей, смотрел ислушал с интересом.

— С удовольствием. — Щеки у Тани зажглись, и маленькие ушистали похожи на розовые раковины. Она взглянула на шефа, вытянувшего отлюбопытства шею, и отвернулась. — Когда хотите. Во сколько? Хорошо. Да, сейчаспереключу.

Данилов успел еще удивиться, что кто-то из ее горячихпоклонников спрашивает его, как она перевела звонок.

— Да, — сказал он, глядя, как мигает красная лампочка.

— Привет, Данилов, — поздоровалась трубка голосом МаркаГрозовского, — что это ты вчера с торжественного мероприятия смылся?

Таня любезничала с Грозовским, проявил Данилов чудосообразительности.

Его сотрудница и еще один старый друг. Если у них роман,значит, Таня могла рассказать Марку все, что угодно. И про Кольцова, и проРижское шоссе.

Грозовский мог разгромить дом, мог подсунуть рубашку, когдаприходил тем вечером за компьютером, мог ударить его машиной.

Грозовский, конкурент, умница, молодая акула, подходил нароль злодея идеально.

— Марк, что тебе нужно?

— Ничего, — удивился Грозовский, — я хотел сказать, чтокомпьютер могу вернуть. Новый сотрудник мне не подходит.

— Почему? — Данилову наплевать было на его сотрудника. Онхотел знать, зачем Марку вообще понадобился компьютер, если через два дня онготов отдать его обратно.

— Он в первый же день вечером на рабочем месте стал пивокушать, — сообщил Марк раздраженно, — мне это не подходит. У меня работа сматериальными ценностями, причем с чужими. Уволил к фигам. Уступи сотрудника,Данилов.

— Сотрудницу могу, — сказал Данилов осторожно, — хочешь?

— Хочу, — засмеялся Грозовский, — вот сотрудницу я давнохочу, но она все что-то никак… У тебя на нее никаких личных видов не имеется? Ато ты вчера Лиду кинул, смылся, странно даже.

— Видов не имеется. И Лида тут совсем ни при чем.

— Ни при че-ем? — протянул Марк. — А кто при чем?

При чем была одна Марта, которая врала ему так долго и такуспешно, что он поверил в то, что с ней ему нечего бояться.

— Слушай, — продолжал Грозовский, становясь озабоченным, —вчера что-то про тебя разговоров было много, и все говорили, что ты какой-тостранный. Что у тебя вид больной и вообще черт знает что с тобой творится. Этоиз-за чего? Из-за того дома, что ли?

— Марк, откуда ты знаешь про дом?

— Что?

— Ты прекрасно все слышишь. Откуда ты знаешь про дом? Пронего никто и ничего знать не должен. От кого ты узнал?

— Данилов, это не имеет никакого значения, и если тебенеприятно…

— Мне приятно. От кого ты узнал про дом?

— Да не имеет это значения!

— Для меня имеет.

— Тогда точно не скажу.

— От Тани?

Марк вздохнул.

— Ну, конечно. От кого же еще! Мы в понедельник ходили в«Маму Зою», она мне и рассказала, что ты мрачный и хмурый, потому что у тебядом разгромили. А дом не простой, а золотой. Тимофею Кольцову принадлежит. Воти все. Ты ее теперь уволишь?

«Таня знала про дом, — подумал Данилов быстро. — Откуда онаузнала, что его разгромили?» Он никому не говорил.

— Когда ты ходил с ней в «Маму Зою»? Вечером ты у менякомпьютер брал и про дом уже все знал.

— Обедали мы там, — ответил Марк, усмехнувшись, — Шерлок Холмсхренов. Обедали. В два начали, в три закончили. С ужинами пока не идет. Янаступаю, она обороняется. Нет, правда, тебе наплевать и ты на нее личных видовне имеешь?

— Что это за ерунда, что я плохо выгляжу?

— Все так говорили. Вроде у тебя с работой проблемы, ивообще ты какой-то странный. Я помалкивал, конечно. Я хоть и конкурент, но мы стобой все-таки в одной школе учились. А сейчас решил, что надо тебе про этосказать. Может, ты отдохнуть куда съездишь… Тарасов вон по три раза в годотдыхает.

— Тарасов музыкальный гений.

— Ни фига он не гений! Мы с тобой такие же гении, какТарасов.

— Ты тоже по три раза в год отдыхаешь?

— Я по одному, — объявил Грозовский весело, и все больше нареке Волхов. Как-то с Волховом у меня лучше получается, чем с Индийскимокеаном. Вот ты прославишься, Данилов, возьмешь меня к себе на работу, а товедь совсем пропаду.

Где он был утром в субботу, думал Данилов, слушая болтовнюГрозовского в трубке и чувствуя себя отвратительно от того, что думает об этом.Как узнать, где он был? Как проверить, если он скажет, что мирно спал дома? ИВеник спал, и Грозовский спал, и Знаменская оперировала в Кардиоцентре, и всеэто было вранье.

Жалкое, неуклюжее, глупое вранье. Как Мартино про ребенка.

Так и не спросив про субботнее утро, Данилов попрощался сГрозовским и позвонил Лиде. Просто так позвонил, чтобы напакостить Марте идоказать себе — хоть на три минуты, — что в его жизни ничего не изменилось.

Лида была вялой, грустной и тоже сообщила ему, что он вчера«плохо выглядел», — сговорились они, что ли!

— Меня Олежка домой отвез, — сообщила она и деликатнозевнула, — после того, как ты бросил. С тобой невозможно, Данюсик. Ты сталкакой-то ужасный. Раньше ты был не такой. Ты был чу-удный, до-обрый. Помнишь,как в Большом театре я уронила кошелек, а ты нашел?

— Нет, — сказал Данилов. Он и вправду не помнил.

Что-то туманное опять проплыло в голове, когда она сказалапро кошелек.

Она потеряла, а он нашел.

Марта сказала, что, если бы она уронила помаду, он подобралбы ее и сунул в карман… Подобрал бы и сунул в карман.

Нет, ничего не вспоминалось.

— Пойдем куда-нибудь сегодня?

— Я не могу пока, — отказался Данилов виновато, — у менясейчас работы полно. Я позвоню тебе, как только станет полегче.

— Когда же? Через неделю? — спросила Лида с мягкойнасмешкой.

— Нет, — заторопился Данилов, — конечно, раньше. Дня через…два. Ладно?

— Ну хорошо, — согласилась она. — Мама тебе передает привет,а Светлана Сергеевна вчера сказала, что мечтает о внуках, представляешь?