— Здрасьте, — пропыхтела Знаменская, вламываясь в дверь.Шапка съехала ей на глаза, она нетерпеливо задрала ее, как папаху. — Вы немогли бы взять мои сумочки, Андрюшик? Я как-никак девушка на выданье, а выизвестный джентльмен.

Данилов перехватил пудовые сумки, стараясь не таращиться нанее.

Что она выдумала? Решила проявить нежную заботу? Излечитьего раненую душу? Стать ему родной матерью, как Карлсон предлагал Малышу?

Между прочим, Малыш мечтал иметь собаку, и маленький Даниловтоже мечтал иметь собаку и долго не мог понять, чем же Карлсон лучше собаки.

— Вы надолго, Ариадна Филипповна? — спросил Данилов сухо.

— Тянет ответить, что навсегда, — сказала Знаменская, швыряясвою папаху на вешалку.

Папаха ударилась о крючок и непостижимым образом осталасьвисеть.

Данилов со Знаменской некоторое время смотрели на нее судивлением, ждали, когда она упадет. Она не упала, и они уставились друг надруга.

— Я приволокла вам ананас, — сообщила Знаменская и, необращая на Данилова внимания, двинулась в глубь квартиры. — Ничего, —проговорила она оттуда, — все ничего, миленько. Живенько. Здесь вы работаете,да? А здесь спите. Здесь едите и сидите. Все ясно, — заключила она, как будтопоставила диагноз.

Данилов ходил за ней «с сумочками» и чувствовал себяидиотом.

— Да, и водку! — спохватилась Знаменская. — Ее нужно вхолодильник. Или теплую хотите?

— Никакую не хочу, — мрачно заявил Данилов.

— Напрасно, — пробасила Знаменская, — теплая водка, какаявкуснота!

Оттеснив Данилова, она ловко ввинтилась в ванную и сталамыть большие красные руки, сильно и равномерно их намыливая.

— Ванночка тоже ничего себе, — заключила она, выходя, —стеклянных кирпичей нет, но более или менее. Совет Федерации не утвердилмораторий на исследования в области клонирования. Сейчас я достану ананас, и мытяпнем водки.

— Ариадна Филипповна, зачем все это? — Данилов поставил«сумочки» на пол. — Я правда сейчас не в настроении. У меня был очень трудныйдень.

— Пойдите вы!.. — отмахнулась Знаменская. — Вы кто?

— Кто я?

— Вы архитектор, а я ваш наниматель. Если наниматель изволитпьянствовать с вами водку, вы должны подобострастно соглашаться и приниматьпосильное участие. Вам понятно?

— Нет, — сказал Данилов, — непонятно.

— Эти козлы в президиуме Академии наук считают, чтоисследования в области получения стволовых клеток в Штатах сейчас затормозятся,следовательно, и нам можно не спешить! — сообщила Знаменская и кинула в ротсигарету. — Я ни хрена не смыслю в молекулярной биологии, но уверена, что онисейчас еще больше денег бросят на это дело. Конечно, мы отстанем и через десятьлет кинемся вылезать из жопы. А как же! Только так. Я сегодня на президиумедумала, что Самойлову в рожу вцеплюсь! Что вы стоите, Андрюшик? Я привезла «Вашбалкон», в смысле мой балкон. Сейчас будем планировать дортуар.

— Какой еще дортуар? — сквозь зубы спросил Данилов. — Небудем мы планировать никакой дортуар!

— И черт с ним, — энергично сказала Знаменская, — мойте рукии садитесь.

Оказывается, пока они препирались, она накрыла стол —огурцы, помидоры, жареная курица, похожая по размерам на небольшого слона,грибы, салаты в пластмассовых мисках, хлеб толстыми ломтями и в самом центре —распроклятый ананас и бутылка водки.

— Да не пяльтесь вы, а садитесь, — приказала Знаменская.

— Я не ем так поздно.

— Вы не старый дед, — отрезала она, — ничего такого небудет, если вы поедите. Если у вас сделается несварение, я вас спасу. Я врач.Вы что-нибудь об этом слыхали?

Данилов засмеялся и сел за стол.

— Наливайте, Андрюшик. Так, за здоровье присутствующих. —Она ловко опрокинула в себя водку, отломила кусок курицы, примерно половину, иположила на тарелку перед Даниловым. — Ешьте. Вам надо поесть, у вас голодныйвид. Где салфетки? Ага, вот они.

Она проворно обглодала ножку, налила еще по стопке изакурила.

— Давайте, — сказала она и откинулась на спинку стула. Стулжалобно пискнул.

— Что давать? — не понял Данилов.

Знаменская вздохнула, от чего ее бюст еще более возвысилсянад столом и стал не правдоподобно огромным.

— Говорите, — пояснила Знаменская, — вам же страсть какохота поделиться со мной душевными переживаниями. У вас на морде написано.

Данилов засмеялся:

— Мне неохота. Правда.

— Что это за хрень о том, что на вас лица нет и виддушевнобольного? — спросила Знаменская и решительно стряхнула пепел с сигареты.— Ваша маман на своем банкете что-то мне про это толковала, и Циммельманподключился. Вы что? Жалуетесь на что-то?

— Да ни на что я не жалуюсь, — с досадой сказал Данилов, —глупости какие!

— А в чем дело?

— Спросите у Светланы Сергеевны.

— Не хочу. Хочу у вас.

Данилов выпил еще водки и вдруг спросил:

— Почему вы мне наврали, что оперировали в субботу?

— В субботу? — удивилась Знаменская. — В какую субботу?

— В минувшую. Я спрашивал, где вы были. Вы сказали, чтооперировали в Кардиоцентре с вашим учеником Васей Бестужевым. Вы там неоперировали.

Знаменская смотрела на него внимательно. Выражения глаз былоне разобрать за толстыми стеклами очков.

— Это имеет значение? — спросила она, помолчав.

— Да, — сказал Данилов, — огромное.

— Андрюшик, — задушевно начала Знаменская, — не волнуйтесьвы так. Вы все не правильно поняли. Я не говорила, что оперировала вКардиоцентре. Я сказала, что Вася из Кардиоцентра. Вася Бестужев действительнотам работает. Профессор Бестужев. Оперировали мы в Институте сердечных болезнейна Пироговке. Можете позвонить и уточнить. Это вы звонили в Центр и сказали,что вы мой ассистент, а я потеряла сумку?

Данилов кивнул. Не выйдет из него сыщика. Никогда.

— Хе-хе-хе, — произнесла Знаменская бодро. — Они эту сумкууже неделю ищут, найти не могут, с ног сбились. Как вы думаете, может, сказатьим, чтоб перестали? Они так стараются потому, что я ведь не какой-то тампрофессор! Я, черт возьми, академик и лауреат! Давайте еще по одной! За меня.