Пути назад нет.

– Я должен узнать, что находится на четвертом этаже.

– Прямо сейчас? – спрашивает Рахки. – В середине ночи?

Я поднимаю глаза к светлому небу над Мезонином.

– Где-то на Земле давно рассвело, верно?

Рахки скрещивает руки на груди, и я вздыхаю. Нужно рассказать ей хоть что-нибудь, чтобы она согласилась сделать то, о чем я попрошу.

– Я вспомнил, Рахки.

Она моргает.

– Ты вспом… – В ее глазах вспыхивает осознание. – Про Оранжерею?

– Думаю, я знаю, где она находится. Но хочу точно в этом убедиться. – Я раскрываю ладонь, на которой лежит мамина универсалка. – Ты пойдешь с нами на четвертый этаж?

– С вами? С тобой и Кэсс? – Она в ужасе смотрит на инвалидную коляску. – Это будет… непросто.

– Эй! – протестует Кэсс. – Что все это вообще означает?

Рахки кусает губы.

– Это не самый простой способ узнать.

– Да, – соглашаюсь я. – Но мы должны идти с сестрой вдвоем. Неважно, насколько это будет сложно. Если это последнее дело нашего отца, перед тем как он исчез, я хочу, чтобы мы оба выяснили, что и почему он сделал.

Я вру. На самом деле мне просто нужно, чтобы Кэсс была рядом со мной, когда Полосатый вернет нам папу.

– Решено, – с храброй улыбкой говорит Кэсс. – Давайте прогуляемся, я согласна. Давно хочу поразмять свои колеса.

* * *

Рахки толкает перед собой коляску Кэсс. Мы вместе входим в служебный лифт. Все трое одеты в зимние отельные шубы, толстые и теплые: Рахки сказала, что на четвертом этаже без этого не обойтись. Я и понятия не имел, что она столько об этом знает.

Я останавливаюсь в дверях лифта, ощупывая стержень в кармане. Он лежит рядом с маминым ключом. Я все еще лгу своим близким. Но оно того стоит. Все, что я делаю, служит во благо.

– Ты там идешь? – оглядывается на меня Кэсс. – Я сейчас могла бы спать, знаешь ли.

– Да.

Я вставляю стержень Полосатого в петельку на груди рубашки – рядом со стержнем, привязанным к моей спальне в доме бабушки, – и ступаю в клетку лифта.

Рахки кивает на замочную скважину рядом с кнопкой 4-го этажа. Я провожу по ней пальцем, делаю глубокий вдох и поворачиваю ключ в скважине.

Лифт дергается и начинает движение с металлическим лязгом и скрипом кабелей. Холодный прелый воздух пронизывает клетку при движении, у меня по спине бегут мурашки. Всякий раз, когда моргаю, я вижу на внутренней стороне век лицо мамы, падающей вниз, вниз, во тьму, и ухмылку Полосатого, следящего за ее падением.

– Что конкретно ты помнишь? – спрашивает Рахки.

– Слишком много, – отзываюсь я, – и притом недостаточно. Знаю, что папа отправился на четвертый этаж и что это было крайне важно. У него был мамин ключ. А потом… случилось что-то ужасное.

Кэсс смотрит на меня с подозрением, но я игнорирую ее взгляд.

– Он привязал дверь, которая находится где-то на четвертом этаже, и ото всех ее спрятал. Я точно это знаю.

– Спрятал? Как именно? – интересуется Рахки.

– Я узнаю, когда увижу это место.

Лифт со скрипом останавливается, двери расходятся – и за ними обнаруживается горная тропа. Ледяной ветер со свистом втягивается в Шахту, неся снежинки и промораживая меня до костей.

Кэсс только присвистнула при виде открывшегося зрелища.

– И это – четвертый этаж? – спрашиваю я. – Это же просто… горы.

– Это буферная зона, – поясняет Рахки. – Для защиты.

– Ты что, уже здесь бывала?

Она кивает и вывозит коляску с Кэсс прямо в ледяной ветер.

– Четвертый этаж – это место, где Отель хранит ценности, к которым не должно быть постороннего доступа, – говорит она. – Его привязка держится в тайне, но я догадываюсь, что это где-то в Гималаях.

Кэсс прямо-таки повизгивает от восторга, глядя на открывающиеся виды.

– Круто!

Ее реакция вызывает у меня улыбку. Я всегда считал, что ее мечта о путешествиях несбыточна, но, возможно, ошибался, как и почти во всем главном. С правильными помощниками – такими, как Отель – она действительно сможет осуществить свою мечту. Совершить все то, в чем я ей мысленно навеки отказывал.

– Монастырь там, наверху, – Рахки показывает направление. – Нужно будет подниматься в гору, но не особо долго.

Она толкает перед собой коляску Кэсс за ближайшую скалу и на миг исчезает из вида.

Я обхватываю себя руками за плечи, чтоб сохранить хоть немного тепла, и оглядываюсь. Тропа под ногами зовет меня вперед, я чувствую ее призыв.

Меня настигает пугающая мысль, что мою монетку наверняка можно отслеживать, даже здесь. Могут Конкуренты как-то использовать ее, чтобы найти меня? На такой риск я не готов пойти.

Я разворачиваюсь к лифту и бросаю монетку на его платформу. Теперь никто не сможет меня отследить, даже сам Отель.

Папа, я иду.

* * *

Я поскальзываюсь, толкая коляску Кэсс вверх по крутой горной дороге. Казалось бы, за столько лет я привык возить сестру по любой пересеченной местности, но эта каменистая скользкая тропа, пожалуй, самая трудная. Да еще и с учетом боли в лодыжке, которая так и не прошла. С одной стороны тропы – отвесная скала, с другой все утопает в облаках. Мы так высоко, что даже снежные тучи не могут до нас добраться. От разреженного воздуха у меня горят легкие. Холодный ветер хлещет по щекам.

Рахки клянется, что до этого самого Монастыря осталось совсем недалеко, но «недалеко» неминуемо превращается в «чертовски далеко», когда у вас на крутой горной тропе есть с собой сестренка в инвалидной коляске. Я внимательно наблюдаю за Кэсс, чтобы отследить ее самочувствие, не спрашивая напрямую. Она ненавидит, когда я излишне хлопочу вокруг нее, но ее здоровье может выкинуть чересчур много фортелей на такой высоте. И если что-то в самом деле пойдет не так, я не смогу отсюда оперативно доставить ее в больницу.

– Ух ты! – восклицает Кэсс за следующим поворотом.

Дорога поднимается к огромному, врезанному в скалы комплексу построек. Здания из серого камня лепятся к обрыву, как ласточкины гнезда, а под ними скала обрывается в пропасть. Из узких окон вырываются струйки дыма. На ветру трепещут флаги.

– Какое оно… здоровенное, – голос Кэсс слегка дрожит, потому что коляска подпрыгивает на камнях.

– Это крепость, – объясняет Рахки. – Наше неприступное хранилище. Агапиос использует его для защиты самых драгоценных гостей Отеля.

Наконец мы поднимаемся к арке высоких ворот.

Монастырь нависает над нами, по сторонам ворот замерли статуи рыцарей, которые, как мне кажется, еще крепче сжимают свои копья при нашем приближении.