все расстройства кажутся так далеко. Здесь, сейчас, сплетая слова в историю, облегчая боль женщины, которая мне нравится, я чувствую себя правильно, на своем месте.

История раскрывается с каждым произнесенным словом, создаваясь по воле моего голоса.

Моя путешественница, несмотря на все встреченные чудеса, тоскует по дому и скучает о покинутом.

О своем ребенке.

Собственные слова удивляют меня не меньше, чем Рехетре. Она поднимает голову с подушек и смотрит на меня, будто я могу ее ранить.

– Она вернется? К своему ребенку?

Я качаю головой.

– Нет. Она не может вернуться.

История сворачивает на поиски героиней дороги домой. Она путешествует по городам и весям, встречает людей неведомых ей профессий, которые носят странную одежду и едят странную пищу.

Как по команде, пока я описываю заморскую еду, включая пиццу, к нам подходит раб с корзинкой и раскладывает ее содержимое на ткань у наших ног.

Хрустящий хлеб, теплое пиво, фиги и рыба, пироги с изюмом. Настоящий пир, доставленный на корабль, хотя Рехетре не предупредила загодя о нашем отплытии.

Багадур встает за спиной у раба с корзинкой, присматривая за приготовлениями, словно боится, что тот отравит царицу.

Когда тот начинает резать авокадо, целитель рычит и выхватывает фрукт.

– Нет, тупица! Царица не будет есть это! – Он бросает провинившийся плод в Нил, и авокадо, издав прощальный всплеск, молчаливо идет ко дну.

Я улыбаюсь Рехетре.

– Вы не любите авокадо?

Она прикрывает рот рукой.

– Люблю, но из-за них… у меня чешутся глаза и губы.

Удивительно. Я редко встречала людей с такой же аллергией, как у меня.

Рехетре поедает мясо и овощи с живостью, которой я не видела в ней за все наше время вместе.

Возможно, я действительно помогла. От этой мысли тепло на душе.

Она уговаривает меня присоединиться к трапезе, и я вгрызаюсь в жареную утку. Липкий жир течет по рукам и подбородку, капая на ткань, мы обе смеемся. Раб приносит мокрые тряпки и откланивается, пока мы вытираем сок с кожи.

– Я хочу услышать, что было дальше, Кепри. Как путешественница нашла путь домой.

– Я еще вернусь к ней, но сначала я поведаю о ее ребенке, оставшемся в Египте.

Рехетре делает глубокий вдох, но кивает.

И я рассказываю ей про маленького мальчика, который наслаждается замечательной жизнью в своей плодородной стране и иногда встречает свою мать в волшебных видениях. Так он знает, что с ней все в порядке, что она путешествует – и он уверен, что рано или поздно они снова будут вместе.

– Но когда? – Взгляд Рехетре умоляет об ответе.

Я не могу ей этого сказать. Медленно качаю головой.

– Он не знает. И его мать не знает. Возможно, только после того, как они прожили отмеренные им дни. Но он счастлив. И она в своем новом доме может быть счастлива, если захочет.

– Без своего ребенка?

– Да. Чувство потери никуда не уйдет, она всегда будет ощущать пустоту, но ей не нужно пытаться догнать прошлое, в которое нельзя вернуться. Можно принять эту пустоту, примириться с ней и двигаться дальше, снова радоваться чудесам, ожидающим ее в будущем.

– Я почти готова поверить тебе, Рассказчица. Что у путешественницы все будет хорошо.

В ее улыбке – сила моей истории. Сила всех Историй исцелять и давать новый взгляд.

Багадур подходит, хмурясь в мою сторону.

– Ты затуманиваешь разум царицы. – Он склоняется к Рехетре. – Вы кончено же хотите отдохнуть? – У него в руке чаша с дурманом.

– Скоро, Багадур. – Она поворачивается ко мне. – Я понимаю, что ты хотела мне рассказать. Что это значит. Ты веришь, что мой ребенок счастлив?

Я не эксперт в вопросах загробной жизни – в египетской мифологии или любой другой. Вместо ответа я прикусываю губу и рассматриваю берег.

– Иногда… – Она продолжает: – Иногда я вспоминаю Экисибетту. Она так любила мое дитя. Она хотела бы иметь своих детей, но была пуста… и я думаю…

Рехетре невидяще смотрит куда-то вдаль, будто Багадур уже опоил ее.

– Может быть, они ушли вместе? И сейчас счастливы вдвоем.

Получается, с загробной жизнью я поторопилась. Рехетре размышляет практичнее.

– Вы думаете, Экисибетта увела ваше дитя, чтобы вырастить его самостоятельно?

– Мне кажется, я хочу в это верить, чтобы – как ты сказала? – двигаться дальше.

Неплохо для начала. Лучше, чем отчаяние.

Рехетре встает и поворачивается к рабам.

– Я передумала. Мы возвращаемся.

Багадур дает отмашку, будто слугам нужен еще один приказ.

– Моя госпожа, вы готовы встретить царя в его покоях?

Она садится на подушки.

– Я готова вернуться во дворец, Багадур. Но я не хочу снова рисковать. Больше детей у меня не будет.

Целитель сверлит меня взглядом, словно я подговорила Рехетре отказать своему супругу.

По правде говоря, еще один ребенок мог бы пойти ей на пользу. Но решение за ней.

Рехетре принимает из рук Багадура чашу с лекарством и устраивается на подушках, собираясь спать по дороге домой.

Как только корабль развернут по течению, рабы спускают паруса и садятся на весла.

Полуденный жар и покачивание лодки убаюкивают меня не хуже настоек. Я устраиваюсь на борту вдоль благословенной тени от борта, используя мотки веревки как подушку.

Мысли в голове роятся и путаются, пока я засыпаю, думая об Экисибетте, похитившей ребенка Рехетре, о самой Рехетре. И ее аллергии на авокадо.

Глава 36

Я изобрел слово «евкатастрофа»: это поворот событий в истории к лучшему, поражающий читателя до радостных слез… Это внезапный проблеск Истины, где человеческая натура, заключенная в оковы материальных причин и следствий, оковы смерти, чувствует внезапное облегчение, будто вывихнутая конечность внезапно вернулась на место…

Из собрания писем Дж. Р.Р. Толкина

Я просыпаюсь, и плод моих сонных размышлений выбивает из меня воздух, как стена на вершине моста в Саду – незримо, неожиданно. Поразительно.

Возможно ли это?

Я поднимаюсь с «постели», потирая плечо и пытаясь прогнать напряжение в шее. На щеке остались следы веревок.

Багадур и Рехетре спят.

Царица может проспать до завтра под воздействием прописанной микстуры. Но врач, прислонившийся спиной к стене кабины, ворочается, не открывая глаз.

Рабы еще гребут назад в гавань, хотя двое из шести сейчас отдыхают.

Вероятно, пока мы спали, они решили работать сменами и дать течению отнести нас вниз по реке.

Солнце уже на западе, но еще слепит глаза, когда я пытаюсь посмотреть на горизонт. Пирамиды возвышаются над пустыней неподалеку. Мы почти приехали.

Я воспроизвожу цепочку мыслей, по ногам