— Вы уходите? — спросил он, когда она наконец оделась.

— А мне казалось, что ты уже взрослый, — укоризненно сказалаона, подходя к его постели.

Он вылез из-под одеяла. Красивый молодой человек, добрый,мягкий, смелый, честный. Если бы они встретились двадцать лет назад. Нодвадцать лет назад ему было… Лучше об этом не думать. Она улыбнулась.

— Все было хорошо. Ты вернешься в Москву, и мы ещевстретимся. Только сегодня улетай. Не заставляй меня пожалеть о своем внезапномпоступке. Очень тебя прошу.

— Да, — растерянно сказал он, — я вас понимаю.

Она поцеловала его в щеку. Он посмотрел на нее обиженнымиглазами…

— Черт тебя побери, — пробормотала она и, схватив за шею,поцеловала его в губы. Поцелуй был долгим. — Договорились? — спросила она.

Он вздохнул.

— Можно я буду вам звонить? — спросил Андрей.

— Можно, — сказала она, — но только домой. Я дам тебе мойдомашний телефон.

Она уже опаздывала. Он снова потянулся к ней, словнособираясь задержать.

— Нет, я уже опаздываю, — решительно сказала Марина, написавномер своего домашнего телефона.

Даже в этот момент она обязана была помнить, что домашнийтелефон ее новой квартиры отличается от домашнего телефона дома, где онапрожила последние несколько лет. Именно поэтому она написала новый телефон и,положив бумажку на столик, быстро пошла к двери. Он успел натянуть джинсы ивыбежать следом.

— Ты хороший человек, — сказала она на прощание.

— И вы… и ты… — пробормотал он.

— Мы обязательно еще увидимся, — убежденно сказала она иушла, не оглядываясь. Через полчаса Марина была уже дома.

Она не сомневалась, что проверка будет продолжена. Онапоняла, что следовавшая за ней машина была послана либо Кудлиным, либоФомичевым. На работе весь день ее никто не беспокоил, если не считать визитакадровиков, которые готовили списки сотрудников на премиальные. Вечером онатакже обнаружила наблюдение, довольно спокойно отреагировав на «эскорт». Ужеоставив автомобиль на стоянке, она прошла к своему дому, ожидая и боясьвстретить Андрея. Но во дворе никого не было. Она поднялась в квартиру, открыладверь, вошла и увидела Циннера. Он читал Хемингуэя на английском.

— Вы встречаете меня как верный муж, — пошутила она. — Можетбыть, вам переехать ко мне? Выдавать себя за моего любовника и даже оставлятьздесь свои домашние тапочки.

— Не нужно шутить, — строго сказал Циннер. — Вы провели ночьв квартире Камышева.

— Это вопрос или утверждение?

— А как бы вы хотели?

— Чтобы это был вопрос. Но вы ведь все знаете. Что с ним? Онулетел?

— Он хотел остаться, — вздохнул Циннер, — хорошо, что у насбыл запасной вариант. Мы организовали звонок его отца, и Андрей не стал сдаватьбилет, хотя очень хотел. В общем, он улетел.

— Спасибо.

— Это вам спасибо. Догадываюсь, что вы тоже убеждали егосделать нечто подобное. Теперь давайте по делу. Мне кажется, что пока ничегострашного не произошло. Вчера Рашковский заходил к адмиралу и расспрашивал провас.

— О господи, — прошептала она, усаживаясь рядом с гостем надиван, — надеюсь, ничего неприятного не произошло?

— Адмирал подтвердил, что вы дочь его друга.

— Слава богу. Что еще?

— Один из сотрудников Фомичева приехал в МИД, чтобырасспросить про вашего отца. Мы проследили все его встречи. Ему подтвердили,что ваш отец действительно был дипломатом. Правда, в одном из кабинетов слишкомболтливый сотрудник протокола вспомнил, что дочь Владимира Чернышева попала накакую-то секретную работу. Ничего страшного, но все равно неприятно. В концеконцов, по вашей легенде, вы работали в закрытых научных учреждениях.

— Больше ничего?

— Кудлин поехал к Елизавете Алексеевне и попросил вашустарую фотографию, где вы фотографировались рядом с ней за день до защиты. Они,видимо, проверяют, не подставили ли им другого человека. Думаю, что это хорошийзнак. Значит, в настоящей Чернышевой они уже не сомневаются. В общем, мы думаем,что завтра они выскажутся более определенно. Через два дня Рашковский улетает,и, очевидно, он торопит с вашей проверкой.

— Думаете, что меня возьмут на работу до отъезда?

— Убежден, — сказал Циннер, поднимаясь с дивана. — Завтрарешающий день. Постарайтесь отоспаться сегодня и выглядеть свежее. У васуставший вид.

— Могли бы и промолчать, — заметила Марина. — Впрочем,галантности вам всегда не хватало.

— Мне не за это платят деньги, — напомнил Циннер, подходя кдверям. — Я должен сделать все, чтобы обеспечить вашу безопасность.

— Кстати, насчет безопасности. У вас нет новых данных поповоду нападения на дочь Рашковского? Вы уже установили, кто был заинтересованв нападении?

— Пока нет. Но насколько я знаю, в МВД работает целаягруппа, пытающаяся это выяснить. Кстати, Рашковский собирается взять с собой идочь. Для этого он заказал специальный самолет. До свидания.

Циннер вышел, а Марина еще долго сидела на диване, вспоминаяперипетии последних суток. Когда на следующее утро она вновь обнаружила наблюдателей,ее уже не удивило, что сопровождавшие ее автомобиль сотрудники Фомичева даже несобираются маскировать свои действия. Она досидела и этот день до конца, дажеучаствовала в совещании, которое проводил заместитель директора института. Тотсамый, услугами которого воспользовался Кудлин. Усиленно потеющий, лысоватыймужчина лет под пятьдесят, с вечно расстегнутой верхней пуговицей пиджака ивыпирающим животиком, смотрел на нее с каким-то особенным уважением, словнознал, на какую работу она переходит. Совещание закончилось в пятом часу дня, акогда она вышла во двор, то обнаружила, что у ее машины уже стоят два молодыхчеловека с незапоминающимися лицами, в серых одинаковых костюмчиках. Очевидно,у Кудлина и Фомичева не было недостатка в бывших сотрудниках органов МВД и КГБ.

— Вас ждут, — сказал один из «близнецов», — ЛеонидДмитриевич просил передать, чтобы вы поехали с нами.

— Я вас не знаю, — строго возразила она, — поэтому давайтесначала позвоним Кудлину, а потом я соглашусь ехать с вами.

Один из незнакомцев кивнул, доставая мобильный телефон.

— Леонид Дмитриевич, здравствуйте. Мы стоим около института,но Чернышева не хочет с нами ехать. Она просила сначала перезвонить к вам.

— Дайте ей аппарат, — потребовал Кудлин, и, когда Маринавзяла телефон, он пошутил: — Вы всегда такая недоверчивая?