использовать девушку. А ей самой молодой человек доверял, как бы странно это ни звучало.

Однако в его жизни еще никогда не было убийств и бегства с места преступления. Он вообще не бывал замешан ни в каких сомнительных историях, тем более с таким вот исходом. И осознавать, что стал сопричастен к умерщвлению человека, было еще более жутко, чем понимание своей участи, которой счастливо избежал благодаря ведьмаку.

А ночью, уже на грани сна и реальности, юноша услышал разговор своих спутников. Он был потрясен, узнав, как была убита Ида. Тот сказочный сон, в котором кукловод держал свою куклу, нисколько не искупал содеянного. Иллис сочувствовал девушке и до зубовного скрежета ненавидел колдуна, Малису, Андела и даже Лиранов. Теперь их слова: «Всё к лучшему», — вызывали не возмущение, а негодование.

Кажется, ему ночью снилось что-то нехорошее, потому что проснулся Иллис в поту. Он порывисто сел и некоторое время смотрел на Иду, спавшую на плече Виша. Лицо ее было спокойно и даже одухотворено. Длинные черные ресницы едва заметно подрагивали, губы приоткрылись, немного обнажив белые ровные зубки. Грудь девушки мерно вздымалась от глубокого дыхания. Признаться, это было умиротворяющее зрелище.

Иллис залюбовался. Его взгляд скользил по чертам девичьего лица, спустился на шею, перебрался на грудь, на живот, на котором покоилась ладонь Иды с тонкими длинными пальчиками. Юноша коротко вздохнул, и взор его отправился в обратном направлении, добрался до лица, и он тяжело сглотнул, потому что глаза ее открылись. Девушка смотрела на него. Без всякого кокетства, одобрения или негодования. И молодой человек замер, не в силах вырваться из ловушки бездонных синих глаз.

— Доброе утро, — хрипловато произнес Иллис, чтобы прервать неловкое молчание.

Впрочем, неловкость ощущал только он. Девушка казалась спокойной.

— Доброе утро, — ответила Ида и села.

Тут же заворочался Виш, что-то пробормотал и, почувствовав свободу, повернулся на бок. Девушка встала и отошла от ведьмака, должно быть, не желая ему мешать. Она направилась в сторону от потухшего костра и своих спутников туда, где еще с вечера нашли родник, и тогда Иллис позвал:

— Ида.

Девушка обернулась. Молодой человек вдруг понял, что сам не знает, зачем остановил ее. Наверное, не хотелось терять этот миг чарующего переплетенья взглядов. Однако надо было чем-то оправдать свой порыв. Ладонь юноши легла на сумку, он ощутил под пальцами твердость ящичка из дамской лавки и обрадовался тому, что купил его.

— Я… — Иллис поднялся на ноги, прихватив сумку, и сделал шаг в сторону девушки. — Я вчера купил для тебя это.

Он вытащил ящичек и протянул его Иде. Она приблизилась, посмотрела на то, что, держал в руке юноша, и вопросительно приподняла брови.

— Что это? — спросила девушка.

— Это… — парень засуетился, запутался в ремне от сумки, которую всё еще держал в руках вместе с ящичком, и разозлился на самого себя. Он выдохнул, уронил к ногам сумку и тогда уже открыл свой подарок: — Вот, — Иллис смущенно улыбнулся, — это тебе.

— Мне? — переспросила Ида, не сводя взгляда с содержимого ящичка. — Всё это?

— Да, — кивнул юноша и спросил, заглянув ей в глаза: — Нравится?

Она забрала ящичек, присела с ним на траву, а после посмотрела на Иллиса и рассеянно кивнула. Он выдохнул и подумал, что не дышал, пока ждал ответа. Юноша присел рядом.

— В столице мы зайдем к парфюмеру, и ты выберешь, какие духи тебе нравятся. Эти флакончики для духов. А тут, — он открыл шкатулочку, — сережки. Я подумал, что тебе такие подойдут… — Иллис вдруг осекся и посмотрел на Иду.

Она не сводила взора с содержимого ящичка. Девушка провела кончиками пальцев по оправе зеркальца, по гребню. Потом тронула ленту и тут же приподняла бархотку, но и ее вернула на место и взялась за бусы. А когда Иллис открыл шкатулочку, уже смотрела только на серьги. Ида тронула себя за мочку уха и перевела взгляд на молодого человека.

— Кажется, у меня не проколоты уши, — сказала девушка.

После достала одну сережку, с минуту рассматривала ее, а затем, скрыв в кулаке, прижала руку к груди.

— Ерунда, — отмахнулся Иллис, вдруг поняв, что Ида расстроена. — Проколоть уши — минутное дело, я так думаю. А у нас есть Виш, он и прокол заговорит, чтобы быстро зажило.

Девушка вскинула на него взгляд и улыбнулась, после кивнула и раскрыла ладонь, на которой лежала сережка.

— Я подумал, что они тебе пойдут, — произнес юноша и добавил: — Они такие же нежные, как ты.

Он вновь смутился и отошел, отчаянно ругая себя. Что это такое, в конце концов? Будто с девушками в жизни не общался, будто ухаживать за ними в новинку.

— Что?! — шепотом переспросил сам себя Иллис.

Ухаживать? Но он ведь не ухаживает! Просто хотелось сделать приятное, вот и всё. Ей, кажется, и вправду приятно. Было уже такое в его жизни и не раз. И чего, спрашивается, то мямлит, то суетится, то краснеет? Глупость какая-то. Должно быть, это после того, что услышал ночью, да и вообще весь вчерашний день был безумным. Да, наверное, поэтому ведет себя, как дурак, и чувствует себя дураком.

Иллис обернулся и увидел, что Ида достала зеркальце. Она некоторое время смотрелась в него, после отложила и распустила косы. Молодой человек смотрел, как девушка взяла гребень и начала неспешно расчесывать волосы. Зубья погружались в черный шелк, скользили по всей длине пряди, а после перебирались на новую прядь.

Это незамысловатое зрелище оказалось завораживающим. Иллис присел на траву, повернувшись лицом к Иде, и продолжил смотреть, как гребень скользит по волосам. Он даже не заметил, как проснулся Виш, и когда раздалось хмыканье, юноша вздрогнул.

— Обрастаешь добром, девонька, — произнес ведьмак. Он покосился на студента и подмигнул ему.

— Проколи мне уши, — тут же отозвалась девушка. Она взяла сережки и протянула их Вишу на раскрытой ладони, — Они красивые, я хочу надеть.

— Пожалуйста, Виш, — произнес следом за ней Иллис.

— Хорошо, — чуть ворчливо ответил ведьмак. И с места ночевки Ида ушла с сережками в ушах.

Они так и остались, кажется, самым ценным для девушки из всего, что подарил Иллис. Нет, ей явно нравилось всё, но серьги тронули какую-то потаенную струну в душе бывшей покойницы. Она легко согласилась, что прочие украшения пока не к месту. Ленту скроет чепец, для бархотки нужно платье иного фасона, да и бусы вроде как слишком нарядные для путешествия. И брошь будет смотреться неуместно. И когда Виш, говоривший всё это, произнес:

— А сережки…

— Не сниму, — категорично прервала его девушка.

— И не надо, — усмехнулся