– А вы кто такой?

Тот помолчал, явно взвешивая, стоит ли называть свое имя.

– Митчелл, сэр. Дональд Митчелл.

Хирург осмотрел женщину, насколько это было возможно. Она потела, извивалась от боли и, казалось, ничего не соображала. Он задал ей пару вопросов, но она явно не владела собой. Цайглер опять повернулся к человеку, который ее принес.

– Что вы можете нам рассказать? Что вы видели? Что вы о ней знаете?

Тот опять замялся с ответом. И Уилл подумал, что, кажется, знает почему.

– Вы были с ней, сэр? – спросил он с ударением, чтобы у собеседника не осталось сомнений в том, что́ он имеет в виду.

Детина поглядел на Рейвена с таким удивлением, что стало ясно: он угадал.

– Я был с другой, – признал он. – Напротив. Мы услышали, как она вскрикнула, будто на нее напал сам дьявол. Я вышиб дверь, потому что думал, что ее избивают, но тут мы увидели, что ей плохо, и, как я уже сказал, я вызвался отнести ее сюда.

Уиллу немедленно вспомнилось собственное поведение в сходной ситуации: как он потихоньку ускользнул прочь, боясь, что его увидят. Ему хотелось думать, что все было бы иначе, застань он Иви еще живой, но сомнений не было: Митчел был гораздо более сильным человеком, чем он сам, – во многих отношениях.

Они откатили койку с Китти в палату, где было побольше света, хотя в этот час разницы уже практически не было. Она на короткое время потеряла сознание, что позволило Цайглеру осмотреть ее.

– Она беременна. И срок такой, что ребенок должен уже начать шевелиться.

Спокойствие долго не продлилось. Стоило женщине открыть глаза, как ее тело выгнулось дугой, а потом скорчилось, будто дьявол не просто напал на нее, а был уже внутри. Рейвен смотрел, как ее скручивают судороги, и вдруг сообразил: он видит то, что происходило с Иви перед тем, как он ее нашел.

– Вы приняли пилюлю? Капли? – спросил он пациентку. – Вы хотели избавиться от бремени?

Ее взгляд сосредоточился на нем достаточно долго, и стало понятно: она слышала его вопрос. Но в ответ не проронила ни слова.

– Будь это так, она бы вам не сказала, – это произнесла Стивенсон. – Побоялась бы.

– Мы только хотим помочь вам, Китти, – настаивал Уилл. – Прошу вас, если вы что-то приняли, скажите нам.

Но тут конвульсии усилились, будто слова Рейвена рассердили завладевшего ею демона. Она застыла, выгнув спину, с откинутой назад головой.

Цайглер попытался дать ей лауданума, но у нее свело челюсть, и разжать зубы было невозможно. Конвульсии все продолжались, и все понимали, что сделать ничего нельзя.

– Мы бессильны, – тихо сказал хирург. – Идите, Рейвен. Возвращайтесь домой и отдохните, потому что завтра все начнется заново.

– Я лучше останусь, – ответил Рейвен. – Если никто не может больше ничего для нее сделать – это, по крайней мере, в моих силах.

Цайглер посмотрел на него с любопытством, потом кивнул.

Уилл провел у койки следующие несколько часов, наблюдая беспощадную пытку; тело извивалось так, будто женщина пыталась сбежать от себя самой. Казалось, она еле осознает его присутствие, но он не мог позволить ей терпеть эти муки одной, как терпела их Иви.

Даже ее уход нельзя было назвать спокойным: нет, это был последний неистовый рывок.

Рейвен неподвижно сидел рядом, боясь, что агония возобновится. Потом пощупал пульс. Его не было.

– Отошла? – спросил Цайглер, появляясь в дверях.

Уилл настоял, чтобы тот пошел отдохнуть, но было ясно, что далеко он не ушел.

– Да. Пойду скажу Митчеллу.

Хирург виновато посмотрел на него.

– Он ушел некоторое время назад. С его стороны уже было достаточно великодушно принести ее сюда.

– Может, Митчелл сказал вам что-то еще? Откуда он ее принес, по крайней мере?

– Нет. Надолго он не задержался. Не думаю, что он ее знал.

– Так значит, у нас нет даже способа узнать, кто она?

– Нет, если только не явится кто-то, чтобы забрать ее останки.

Рейвен подумал об Иви, которую снесли вниз по лестнице, завернутой в грязный саван, и бросили в телегу. Ни похорон, ни желающих попрощаться, ни могильного камня…

– Я даже не знаю ее фамилии.

– Митчелл и не назвал.

Но Уилл говорил не о Китти.

К тому времени, как Рейвен оставил Родильный дом, был уже довольно поздно. От голода подводило живот, и это вернуло мысли к более насущным делам. Когда он вернется на Куин-стрит, ужин будет уже окончен, но Линдсей сумеет что-нибудь для него сообразить, это уж наверняка. А может, Сара даже отложила для него остатки трапезы, хотя он и не знал, что рассказать ей насчет сегодняшних противоречивых открытий…

Хуже было то, что пускай он и опаздывал на ужин, но успевал на очередной сеанс испытаний новых анестетиков, который обычно проводили после еды. Краткого знакомства со зловещей субстанцией – детищем Дункана – было достаточно, чтобы понять: все головные боли, пережитые им до сих пор, превратятся в наиприятнейшие воспоминания по сравнению с побочными эффектами этой штуки.

И тут ему пришло в голову, что этого вполне можно избежать. Дункан подсунул ему результат предварительной дистилляции и велел забрать образец, полученный после окончательной очистки. Профессор Грегори, конечно, мог уже уйти домой, но все равно ведь идти мимо здания колледжа. В любом случае есть вполне благовидный предлог, чтобы не возвращаться до тех пор, пока испытания не будут окончены, – и Уилл войдет в гостиную, когда все уже будут сидеть там, куря и потягивая виски.

Лаборатория профессора Грегори располагалась в дальнем углу университета – скорее всего, из-за взрывоопасной природы его работы. Найти ее было нелегко: пришлось преодолеть целый лабиринт коридоров и лестниц, но Рейвен хотя бы чувствовал, что движется в верном направлении, потому что запахи все усиливались.

Лаборатория была прямой противоположностью заведению Дункана и Флокхарта: тесное помещение, где царил вечный беспорядок. Стены все сплошь были заняты шкафами и полками от пола до потолка, на полу громоздились сундуки, какие-то ящики и ненужное оборудование. Книжные шкафы вмещали впечатляющее собрание древних и порой исключительно пыльных трудов, причем Уилл подозревал, что некоторые не покидали своих мест не только при нынешнем хозяине, но и при его предшественнике.

В центре комнаты стоял большой деревянный стол, весь в пятнах и подпалинах. Сгорбленная фигура держала над извергавшей фиолетовое пламя спиртовой горелкой колбу, содержимое коей неистово бурлило, будто возмущаясь, что его нагревают. Рейвен остановился в дверях, не желая прерывать профессора, но тот, не поднимая головы, поманил его в комнату, смахнув мимоходом со лба длинную черную прядь.