Едва успев прихватить кое-какие деньги и драгоценности, Софибежала в Ценск, там изменила как могла внешность, почистила перышки иогляделась. И поняла, что судьба послала ей грандиозный шанс, потому что как-тов гостях у знакомых она встретила старую княгиню Задунайскую. Войти в доверие кстарухе не составило труда, да еще как по заказу появился вдруг влюбленныйполковник Азаров. По тому, как упорно расспрашивала княгиня офицеров,побывавших в районе «Дубовой рощи», в порядке ли имение, Софи поняла, чтостаруха и сидит-то здесь, в Ценске, надеясь каким-то образом побывать в имениии забрать там картину. Значит, ей, Софье Павловне, нужно только находитьсярядом с княгиней и в удобный момент похитить шедевр. А уж потом можно смелоуезжать с картиной за границу. Тот старичок в поезде, любитель искусства, сбольшим приближением, но все же сообщил ей цену, что может стоить в Парижекартина, подобная этой. Эта цена, хоть и приблизительная, потрясла СофьюПавловну. Ради такого стоило терпеть влюбленного полковника и ублажать старухукнягиню. Справедливости ради, Софи тут же отметила, что характер у старойкнягини был вовсе не вздорный, она была спокойна в обращении и щедра наподарки.

Все шло прекрасно, терпения у Софи хватало, чтобы ждать, новот появился этот несносный поручик Ордынцев и чуть было не испортил все дело.Но она быстро его приручила и справиться с ним будет несложно – ишь каксмотрит, прямо глазами ест.

Итак, Софи страшно рассердилась на Бориса за то, что он тактихо и неразборчиво говорит. Но по логике вещей, если бы Борис рассказалкнягине, что он не привез картину, что она пропала, то реакция на такоесообщение была бы иной. Княгиня громко сокрушалась бы, возможно, рассердиласьбы на Ордынцева и прогнала бы его. Но по воцарившемуся за дверью благоговейномумолчанию Софи безошибочно поняла, что там рассматривают картину. Сердце еезабилось гораздо сильнее, чем в тот день, когда она собиралась на бал по случаюокончания гимназии… Но что это? Интонации княгининого голоса сталитребовательными, в них проскальзывали приказные нотки. Софи уловила что-то продобрые дела и не поверила своим ушам. Старая дура собирается пожертвоватькартину на добрые дела! Уж не попам ли? Или на святое Белое дело? От возмущенияСофи чуть было не выдала свое присутствие, но вовремя опомнилась и сталаслушать дальше. Там пошла обычная светская беседа, так что Софи не поняла,оставляет ли княгиня временно картину себе либо же прямо сейчас отдает ееБорису.

Внезапно из дверей послышался вскрик и звук упавшего стула.Софи испугалась, что Борис сейчас выйдет, подхватила юбки и резвой ланьюметнулась обратно через будуар и гостиную к себе. Ей нужно было обязательноперехватить этого несносного Ордынцева перед уходом. Сетуя на то, чтоприходится бежать, а от этого растреплются волосы и появится румянец, в товремя как ей нужно в данный момент быть бледной, со слезами на глазах, Софивыскочила на лестничную площадку, моля Бога, чтобы не встретился Федор, потомучто он и так в последнее время отчего-то посматривал на нее с подозрением. Ейудалось благополучно проскочить на свою половину. Борис, однако, появился несразу, что навело ее на тревожные мысли: что они там еще придумали с картиной?

Ордынцев в задумчивости спускался по лестнице, когда егоокликнул нежный голос:

– Борис Андреич!

Рука с тонкими пальцами показалась из-за малиновой портьерыи сделала приглашающий жест.

«Черт, как же это я забыл!» – недовольно подумал Борис и спрытью, удивившей его самого, устремился за портьеру.

Софья Павловна за это время успела причесаться и накинутьчерную шаль, которая выгодно оттеняла ее фиалковые глаза и пепельные волосы.Она была бледна и показалась Борису похудевшей и ужасно красивой.

– Я рада вас видеть в добром здравии, – робконарушила Софи затянувшееся молчание. – Хотя, – она показала на егоруку, висевшую на повязке, – вы ранены?

– Пустяк! – с самодовольством, опять удивившим егосамого, поспешил заверить Борис.

Он вгляделся в нее внимательнее и поразился происшедшей вней перемене. Шаль не скрывала скромное серое платье с глухим воротом, на руке,которую Софи подала ему как бы даже с неохотой, Борис не заметил ни одногокольца. Изменились также ее духи. Раньше от красавицы Софи исходил бодрящийпряный аромат. Этот запах пьянил, и недаром свел он с ума полковника Азарова.Теперь же от Софи скучно пахло лавандой.

– Хм, – Борис помолчал и откашлялся, – незнаю, право… но… примите мои соболезнования по поводу смерти вашего… вашего, вобщем, по поводу смерти полковника Азарова, – выпалил он и вздохнул соблегчением. – И я тоже безумно рад вас видеть! – добавил он не стольофициально.

Софи молча наклонила голову, потом сказала:

– Боюсь, что я нынче плохой собеседник. Героя нужновстречать не так.

– Но я вовсе не претендую на славу героя, –возразил Борис, – вот Азаров…

– Вы потом мне расскажете подробно, – живопрервала его Софи, – мы с вами встретимся и поговорим. Что вы так смотритена меня? Это своего рода траур, – пояснила она, указывая на платье. –Теперь уже не для кого наряжаться, да и Анна Евлампиевна болеет… Вы удивленывидеть меня такой? – добавила она.

– Очень, – честно признался Борис, – яникогда не думал, что вы были настолько привязаны к Азарову. – В егоголосе прозвучали ревнивые нотки, что не укрылось от внимательного слуха СофьиПавловны.

– В такое страшное время женщине плохо одной, иначинаешь ценить верность и преданность, только когда их потеряешьнавсегда. – Голос ее дрогнул.

Борис с испугом отшатнулся – он подумал, что прелестная Софисейчас разрыдается в его объятиях. Как бы она ему ни нравилась, такогоиспытания он не выдержит. Но глаза ее были сухи.

– Ну же, дорогая, – воскликнул он, взяв ее руки всвои, – выше голову! Возьмите себя в руки. Я вас не узнаю! Осушите вашислезы, иначе эти дивные фиалковые глазки поблекнут, ведь соленая вода оченьвредна для лилового цвета.

– Вы думаете? – Софи встревоженно наморщиланосик. – Ох, друг мой, – на миг глаза ее заблестелипо-прежнему, – как же я рада, что вы вернулись живым! Вы, конечно, можетемне не верить, – заторопилась она, видя, что Борис прищурилсяскептически, – но это ужасно, когда умирают такие молодые… Но вряд ли ваминтересно со мной, вы мне совершенно ничем не обязаны и можете больше неприходить, – закончила она довольно сухо, при этом нижняя губка чутьнадулась, а фиалковые глаза смотрели в сторону с подчеркнутым равнодушием.

Софья Павловна была большим мастером своего дела, потому чтоБорис, услышав такие сухие ее речи, немедленно заинтересовался и расхотелуходить. Ее же интересовал на данный момент только один вопрос: если княгинярешилась отдать картину на добрые дела, то отдала ли она ее Борису или оставилапока у себя? Она успела поразмыслить, пока не пришел Борис, и решила, что нанужды церкви княгиня картину отдавать не будет – она не была слишкомрелигиозной, к тому же еще перед болезнью отчего-то рассорилась с местнымбатюшкой. Что-то подсказывало Софи, что и на нужды Белой армии княгиня отдаватькартину не собирается. Стало быть, она завещает шедевр своему родственникуОрдынцеву, с тем чтобы он поступил с наследством по княгининому наказу. Борисвышел от княгини с пустыми руками, но это еще ни о чем не говорит. Софи виделаего мельком до того, как он попал к княгине, и тогда у него тоже не было вруках никакого свертка. А это значит… Софи сбросила с плеч отвратительную чернуюшаль и села в кресло, призывно улыбаясь Борису.