Горецкий повернулся к Борису и сказал:

– Не вижу ничего смешного. По-моему, сходствоудивительное. Ельдигеев, погасите-ка свет!

Посреди комнаты, ловко пристроенная Горецким в глубокоерезное кресло, сидела одетая в темно-серый сюртук свиная туша, позаимствованнаяиз запасов господина Стаднюка. Голову туши украшал аккуратный черный картуз, ана рыло были надеты круглые очки с очень выпуклыми стеклами. Когда Ельдигеевпогасил свет, в чрезвычайно слабом освещении, пробивающемся сквозь закрытоеставнями окно, сходство свиной туши с покойным, недоброй памяти господиномКулябко, сделалось просто бесспорным.

– Шутки шутками, – проговорил Горецкий вполнесерьезным и несколько напряженным голосом, – но сейчас от нас потребуетсябольшая осторожность и предельное внимание. Господин Коновалов – крайне опасныйпреступник, на его совести больше тысячи погибших в рейде Дзагоева. НикакойДжек-потрошитель, никакой знаменитый душегуб прошлого не сравнится с ним числомсвоих жертв. Есть, правда, поговорка: «Одно убийство – убийство, тысячи убийств– политика», – но я эту поговорку считаю аморальной. Кроме того, еслиотряд Дзагоева он погубил руками махновцев, то Никифора Пряхина убил своимируками. Итак, еще раз повторяю диспозицию. Вы, Борис Андреевич, прячетесь задверью, ведущей в лавку, вы, Ельдигеев, – возле выхода во двор. Я караулюв кладовке, заодно прослежу, чтобы хозяин вел себя прилично и не шумел. И будемнадеяться, что Коновалов заглотил нашу приманку. По местам, господа!

Все трое разошлись по своим позициям, проверили оружие иприготовились к долгому ожиданию. Связанный Стаднюк пытался на первых порахжалобно и укоризненно мычать, но Горецкий ткнул его револьвером в бок, и мясникобиженно замолчал.

Массивная фигура «приманки» – свиньи в сюртуке – неподвижновозвышалась посреди комнаты, посверкивая в лунном свете очками.

Время, казалось, остановилось. В темноте и тишине каждыйслучайный звук становился подозрительным и заставлял Бориса вздрагивать. Тослышался скрип рассохшейся мебели, то возня и писк в мышиной норке, то по улицеза окном лавки проходил припозднившийся прохожий. Казалось, прошло уже многочасов, но по перемещению полоски лунного света на полу Борис понял, что времяеще только подходит к полуночи.

На улице послышались пьяные голоса, неумело выводящие унылуюкабацкую песню, время от времени перемежая пение руганью, – видно,возвращалась из кабака подвыпившая компания. Борис насторожился, однаконетвердые шаги прошли мимо мясной и удалились, а чуть позднее нестройное пениетоже смолкло вдалеке.

Снова ничего не происходило. Время шло мучительно медленно.Борис почти уверился, что Коновалов не придет, что он почувствовал неладное ине попадется в расставленную для него ловушку.

Тело мучительно ныло от вынужденной неподвижности, глазаслипались, внимание притуплялось.

Вдруг Борис услышал тихий, но совершенно отчетливый скрип.Скрип донесся со стороны окна, и тут же неуловимо изменилось пятно лунногосвета на полу. Кто-то осторожно и почти бесшумно приотворил ставень наединственном маленьком оконце.

На мгновение заслонив пробивающийся с улицы бледный лунныйсвет, в окне появилась бесформенная темная фигура. Борис осторожно поднялревольвер, готовый в любое мгновение к молниеносной схватке. Теперь еще большенужна была выдержка, нужно было дождаться, когда Коновалов проявит своинамерения, чтобы взять его на месте преступления, не оставив никаких лазеек,никакого сомнения в его предательстве. Борис был весь как сжатая пружина.Дремоты и утомления как не бывало, все чувства необычайно обострились. Борисаволновало только одно: заметили ли появление гостя остальные участники засады.

Его беспокоило, сыграет ли свою роль приманка. Но, переведявзгляд на неподвижную фигуру в кресле, он успокоился: в темной комнате онаказалась неотличима от дремлющего толстого человека в картузе и блестящихвыпуклых очках.

Отвлекшись на приманку, Борис на долю секунды потерял извиду гостя и теперь безуспешно пытался найти его: темная фигура растворилась втемноте комнаты, а двигался Коновалов так бесшумно, что никакой ничтожный звукне выдавал его перемещений. Борис покрылся холодным потом: неужели Коноваловраскрыл их обман и скрылся?

И в это мгновение раздался окрик унтер-офицера Ельдигеева:

– Стоять! Ни с места!

Послышался звук удара, короткой борьбы, и неясная теньметнулась к окну. Борис бросился ей наперерез, сшиб с ног убегающего человека,схватил его, получил болезненный удар в живот, но не выпустил беглеца,продолжал держать его, несмотря на сыплющиеся удары…

И тут наконец помещение осветилось.

В дверях кладовки появился Горецкий с зажженным керосиновымфонарем в руках. Тут же к борющимся подскочил Ельдигеев и помог Борису скрутитьбешено сопротивляющегося человека, одетого в неброскую форму донского казака.

– Игра закончена, Коновалов! – прохрипел Борис,едва отдышавшись и поднимаясь на ноги.

Горецкий подошел к ним и направил свет фонаря в лицо ночномугостю.

– Что?! – изумленно воскликнул Борис не веря своимглазам. – Это вы?

Перед ним со скрученными за спиной руками стоял, тяжелопереводя дыхание, ротмистр Мальцев.

К 10 октября 1919 года на орловском направлении КраснаяАрмия имела шестьдесят две тысячи штыков и сабель, более тысячи пулеметов идвести семьдесят орудий против двадцати двух тысяч штыков и сабель, трехсотсемидесяти пулеметов и семидесяти двух орудий Добровольческой армии. Тем неменее белогвардейцы, владея инициативой, продолжали наступление. Главком РККАС.С. Каменев[16] отдал приказ о контрнаступлении двумя ударнымигруппами. Однако Добровольческая армия продолжала наступать и 10 октябрязахватила Кромы, а 13 октября – Орел. Ударная группа красных и Эстонскаястрелковая дивизия наступали на Кромы и Орел. Обстановка на фронте менялосьежечасно. В ночь на 20 октября «добровольцы» оставили Орел, в который вступили3-я Латышская стрелковая бригада и Эстонская стрелковая дивизия. Белогвардейцыпытались вернуть утраченную инициативу и вновь захватить Орел. Особенноожесточенные бои развернулись в районе Кром, которые несколько раз переходилииз рук в руки. Тяжелые бои продолжались. 3 ноября красные ввели вобразовавшийся прорыв кавалерийскую дивизию Примакова,[17]которая, выйдя в тыл противнику 4 ноября, овладела Понырями, 5 ноября –Фатежем, а 15 ноября – Льговом. 17 ноября Эстонская стрелковая дивизия занялаКурск. Стратегическая инициатива перешла к Красной Армии. Началось быстроеотступление деникинских войск.