что облака застывают на небе, и в благоговейном ужасе содрогается земля!». При этом Ирод скривил такую рожу, что зрителям действительно стало страшно, и так громко прорычал «содрогается земля», что она, кажется, в самом деле содрогнулась.

Уличный театр. Художник Бальтазар Бешей

Весь дальнейший ход пьесы также оживлялся темпераментным поведением Ирода, так что симпатии публики были на его стороне, и он был награжден бурей аплодисментов.

Помимо монологов иудейского царя интерес зрителей вызвали еще два момента в пьесе: танец Саломеи и показ отрубленной головы Иоанна. Танец понравился тем, что исполнявший его смазливый юнец выделывал такие пируэты, которым мог бы позавидовать любой акробат на ярмарке. А принесенная на блюде голова Иоанна выглядела настолько натурально, что зрители заспорили – настоящая ли это отрубленная голова или только муляж?

Вторая пьеса была скучноватой; возмущение публики вызвало также и то, что мучения Христовы изображались на сцене фальшиво. Бичевали Спасителя тряпичным кнутом, гвозди в крест вбивались между пальцами Христа: в общем, пьесе явно не хватало реализма, хотя она была поставлена в полном соответствии с первоисточником. В ее финале женщины пришли к могиле Иисуса и не обнаружили там тела Спасителя, зато увидели ангелов. Ангелы спросили их: «Кого вы ищете в этой могиле, возлюбившие Христа?», а женщины ответили: «Мы ищем Иисуса Христа, который был распят, о, ангелы!», и ангелы сказали: «Его нет здесь. Он, как и обещал вам, вознесся на небо».

После окончания серьезного представления на сцену, как было заведено, вышли комики и показали шуточное лицедейство под названием «Я пришел к моей подружке». Комики, которые истосковались за время Великого Поста по работе, выделывали в «Моей подружке» такие неприличные штуки, что в зрительном зале не стихал гомерический хохот.

* * *

– Ох, эти актеры! Дорого, ох, дорого они берут за свои представления! – вздыхал бургомистр, подписывая счета к оплате. – Вы посмотрите, герр Жан, какие деньжищи с нас затребовали актеры: «Причитается за исполнение ролей в пьесах: «Усечение главы Иоанна Крестителя», «Страсти и Распятие Христово», а также в буффонаде «Я пришел к моей подружке»: Ироду – 10 серебряных монет, Иоанну Крестителю – 5 серебряных монет, Саломее и Иродиаде – по 3 серебряные монеты, Иисусу Христу – 10 серебряных монет, женам – мироносицам – 1 серебряная монета на всех, Богу – 1 серебряная монета, Дьяволу – 2 серебряные монеты; прочим персонажам, включая комиков и человека-оркестра – 5 серебряных монет на всех. Итого – 40 серебряных монет». Сорок серебряных монет! Ремонт ратуши обошелся нам дешевле! И что это за «человек-оркестр»? Был ли в представлении «человек-оркестр»?

– Да, он одновременно играл на флейте и барабане, – напомнил Жан.

– Ах, да! Он, действительно, заслужил, старался до пота, но объясните мне, почему Дьявол с Богом должны получить так много? Оба появились на сцене только на одну минуту, сказали по три-четыре слова и исчезли, а получить должны: Бог – столько же, сколько женщины-мироносицы, вместе взятые, а Дьявол – в два раза больше, чем Бог! Я пытался указать актерам на эту несуразность, но они набросились на меня с воплями, как умалишенные. «Как, – кричали они, – заплатить Богу меньше одной серебряной монеты?! Разве это возможно?! А Дьявол, – вы только подумайте, какой грех взял на душу тот, кто исполнял эту роль! Что же вам двух монет за это жалко?!».

– Театральные представления сами по себе сомнительны, – сказал Жан. – Они являются, по сути, шарлатанством, а эффект, который ими производится, подобен эффекту пьянства.

– Ну-у-у, вы чересчур суровы! – рассмеялся бургомистр. – Это слишком строгая оценка театра.

– Ничуть. На чем основаны все шарлатанства и мошенничества? На обмане людей и злоупотреблении их доверчивостью. В театре же обман стал искусством, актеры постоянно совершенствуются в том, как лучше обмануть зрителя, околдовать его действием на сцене настолько, чтобы он забыл реальность и поверил в вымысел. Но обмануть можно лишь того, кто верит в возможность осуществления обещания обманщика.

– О, как пунктуально вы изъясняетесь! Если бы я не знал, что вы француз, я бы подумал, что вы – немец, – бургомистр перевесился через стол и добродушно похлопал Жана по плечу.

– Следовательно, – продолжал Жан, – зрители в театре обманываются как искусством актеров, так и своим собственным желанием быть обманутыми, и это самое страшное! Вместо того чтобы искать правду в жизни, люди идут в балаган за обманом.

– Но у нас актеры представляли Иоанна Крестителя и Иисуса, – вставил бургомистр.

– Это полная бессмыслица. Зачем истинному христианину смотреть на то, как мерзкий фигляр изображает Спасителя? Читайте Евангелие, оно дает куда более яркие картины из жизни Иоанна и Христа, чем могут нам показать эти жалкие кривляки из балагана!.. А комическая пьеска, которую представили в заключение эти шуты? Полнейшее неприличие и самый грубый разврат! Да я не то что не стал бы платить этим фиглярам, а приказал бы их высечь публично и отправил бы потом в рудники.

– О, я должен снова повторить, что вы очень строгий молодой человек, герр Жан! – захохотал бургомистр.

– За нравственность надо бороться и жестоко карать тех, кто оскверняет ее чистоту, – твердо произнес Жан. – С вашего разрешения, я продолжу свои рассуждения о вреде искусства. Итак, мало того, что театральное лицедейство – обман, но обман этот оказывает, как я уже сказал, эффект, подобный эффекту от выпитого вина. Вино вызывает у пьяницы деланное веселье, дает ничем не обоснованное успокоение от жизненных тягот и забвение их. Между тем, чтобы достичь подлинного спокойствия и уверенности в жизни, надо совершить гигантские усилия над собой и, прежде всего, сердце свое всецело отдать Христу! Но языческие чудища – отвратительный Бахус, лицемерная Мельпомена и циничная Талия – обещают радость без каких-либо особых усилий, если не считать, конечно, усилием приход в балаган. Однако когда опьянение проходит, – от вина или от театра, – то наступает похмелье, и жизнь без Христа кажется еще хуже, еще гаже, еще непереносимее, чем прежде. Поэтому, жалея людей, своих братьев и сестер во Христе, я бы посоветовал вам, герр бургомистр, запретить театральные представления в городе, также как и иные зрелища, обманывающие прихожан и отвлекающие их от христианского учения. Лишь в учении Спасителя найдем мы подлинное утешение, утешение высшей правды, утешение на все времена… Впрочем, для тех кто любит музыку, можно оставить хоровое пение. Пение псалмов очень хорошо действует на верующих, просто и доходчиво доносит до них истины нашей веры.

– Не знаю, что вам и ответить, – бургомистр заерзал на своем бархатном кресле. – Запретить театр, запретить зрелища?