— А второй?

— Если мы сумеем избавить наш мир от влияния функционалов сАркана, убедим или заставим их оставить нас в покое, то мы можем уцелеть оба.И, наверное, даже пользоваться нашими способностями в своих собственныхинтересах.

— Интересно… — задумчиво сказал Дитриш. — Ой. Извини. Якак-то… абстрактно все рассматриваю.

— Ничего.

Мы помолчали.

— И что ты хочешь делать? У тебя же есть какой-то план, разты пришел к нам?

— План появился, когда я увидел эту дуру на горе…

— Дуру? А, понял…

— Я хочу туда попасть.

— И?..

— Не знаю. — Я развел руками. — Дальше — не знаю. Я ведьдаже не в курсе, что это такое. Может быть, это то единственное во всейВселенной устройство, которое позволяет функционалам путешествовать из мира вмир и вообще творить их чудеса. И если его разрушить…

— То ты застрянешь у нас.

Об этом я как-то не подумал. Дитриш говорил вполне серьезно,и я невольно представил себя запертым на этом острове — навсегда. Ой…

С другой стороны, что же получается — умереть я готов, лезуна рожон, а вот остаться здесь боюсь?

— Ну, попрошу у тебя протекции… работы в местной библиотеке.Буду заниматься историей.

— Хорошее дело, — согласился Дитриш. — Работы немного…

Мы одновременно улыбнулись.

— Может быть, эта штука ничего и не значит, — сказал я. —Может, это памятник. Или музей. Или дом отдыха. Может, в нее и входа нет. Но яхочу попробовать. И мне нужна помощь.

— Кроме меня, тебе никто не поможет, — сразу сказал Дитриш.

— Точно? А ваша власть?

— Императрица очень уважаема в обществе, — осторожноподбирая слова, сказал Дитриш. — Но ее власть реально не столь уж и велика. Мы…как бы сказать… не сильно нуждаемся в управлении. Есть полицейские, но нетармий, как в древности. Да и вообще отношение к Людям-над-людьми — оно вовсе неплохое. Оно уважительное. Почтение, легкая опаска и священный трепет.Появляются нечасто, никого не обижают, скупают у авантюристов предметы сматерика и учат ими пользоваться. Лечат. Один раз было… ну, не война, у нас нетвойн. Но спор был между двумя поселками. Из-за пахотной земли. Ее не оченьмного, центр острова — безжизненные горы…

— Да, я там побывал, — мрачно сказал я.

— Ну так Люди-над-людьми спор прекратили. Не силой, конечно.Но как-то так… участок земли отдали в пользование третьему поселку. И все ещебыли довольны.

— Все-таки они правят.

— Присматривают. И за это их уважают. Есть сила, котораяесли надо — наведет порядок. Все это знают и все довольны.

— А ты?

— А мне не нравится эта штука над головой, — мрачно сказалДитриш. — Не нравится, и все тут… Ты голоден?

— Ну…

— Пойдем в дом! Я прикажу, чтобы тебе отвели комнату инакрывали к ужину.

— Я вообще-то снял номер в гостинице… — начал я. Но Дитриштак выразительно улыбнулся, что я прекратил мяться. — Спасибо. Благодарю заприглашение. Но учти, я опасный гость. Эти добрые Люди-над-людьми могутзаявиться за мной.

— Пусть попробуют, — не очень уверенно сказал Дитриш. —Пусть только попробуют. Это будет скандал.

— А они скандалов не боятся.

— Идем. — Дитриш похлопал меня по плечу. — Будь что будет… —Уже когда мы были у самых дверей, он негромко добавил: — А ты… ты правда убивалживых людей?

— Да, — ответил я. — Но они от этого быстро становилисьмертвыми.

Мне приготовили не только комнату. Медлительный немолодоймужчина, явно один из старших слуг в доме, провел меня на второй этаж, вкомнату для гостей, как-то очень внимательно оглядел, удовлетворенно кивнул иудалился. Я же, воспользовавшись тем, что к гостевой комнате примыкала ванная,с удовольствием вымылся — первый раз после Тверди. Здесь не было электрическогоосвещения, только свечи, но была горячая вода и довольно привычный душ надогромной мраморной ванной, мыло и шампунь. Когда я вытирался огромным мягкимполотенцем, в дверь деликатно постучали, потом она чуть-чуть приоткрылась, ичья-то рука положила на каменный пол стопку одежды.

Видимо, она была из гардероба Дитриша, но мы и впрямьоказались достаточно близки по фигуре.

Вкусы Дитриша мне тоже оказались близки. Джинсы, или что-тостоль к ним близкое, что не имело смысла искать другое слово — и цветтемно-синий, и материя плотная, и проклепано на уголках карманов. Рубашка —просто клетчатая красно-синяя рубашка, и застегивающаяся нормально, а не в ихстранной манере «на плече». Ботинки — не новые, но явно очень удобные дляходьбы по горам. Все было чистое, а белье и носки, похоже, новыми.

Я задумался. Одежда скорее для похода в горы, чем длямирного ужина.

Впрочем, Дитриш сразу все пояснил, когда слуга проводил меняв обеденный зал.

— Я специально попросил дать тебе такую одежду. Чтобы еслибы тебе пришлось… быстро покинуть дом, ты чувствовал себя комфортно. И ботинкипоэтому разношенные.

— Ты предусмотрительный, — сказал я.

— Я очень предусмотрительный, — ответил Дитриш с грустью. —Иногда чрезмерно. Но это лучше, чем попадать впросак.

Стол был накрыт, но к моему глубокому облегчению нам никтоне прислуживал. Дитриш явно подумал и о том, чтобы нам не мешали разговаривать.

— Мне бы хотелось тебя о многом расспросить, — смущенносказал он сразу. — Но ты голоден. Ешь, а я пока расскажу тебе то, что знаю сам.

Я ел. С огромным удовольствием. Вначале была утка в соусе изапельсинов. Что-то китайское, хоть и претерпевшее в этом мире изменения. Потомгустой суп из мидий, рыбы и то ли осьминогов, то ли каракатиц, измельченных такосновательно, что и не разберешь. Я уже смирился, что здесь, как в Аркане,второе едят первым. Видимо, и на Аркан эту манеру занесли отсюда? Может, ивпрямь это не совсем уж будущее моего мира?

Хотя, конечно, делать такие умозаключения на основеобеденных церемоний — дело гиблое.

Дитриш тем временем рассказывал — обстоятельно и подробно.Начиная с самого детства — как он видел башню, но ему никто не верил, кромеотца. А отец велел молчать. И объяснил, что тех, кто видит башню, могут забратьс собой Люди-над-людьми. Дитриш так и не узнал, есть ли под этими словамикакое-то основание. Он даже не знал, видит ли башню его отец, мать и сестраточно не видели. Но он был послушный мальчик и стал молчать на эту тему.Иногда, конечно, прорывалось, но не часто…