– Пожалуйста, Гийом, – подбодрил Тибо, – ты преодолевал и бо́льшие трудности.

Капитан набрал в грудь воздуха и взял протянутую руку. Исторический момент был краток. Манфред вдруг появился с вазой конфет, как будто услышал треск сокрушаемых традиций. Гийом и Тибо спрятали руки в карманы, словно мальчишки, застигнутые врасплох. Конфеты не сулили добра: вечное оправдание Манфреда, когда он являлся без зова. Бесшумно скользя, мажордом поставил вазу на пузатый комод, который уцелел после великой уборки по двум причинам: не пролезал в двери и служил хранилищем скипетра.

– Угощайтесь, ваше королевское величество.

– Вы чем-то озабочены, Манфред?

Король и мажордом понимали друг друга с полуслова. Скоро, возможно, смогут разговаривать и без слов.

– Освежил в памяти сроки, которые предустановлены для королевского путешествия, сир.

Тибо хлопнул себя по лбу. Он совсем позабыл о путешествии!

– Неисчислимые беды… – напомнил мажордом.

– Да-да, спасибо, Манфред. Вы совершенно правы, медлить нельзя. Советницы предупреждали, что в далеких провинциях любой светловолосый паренек может сойти за меня и стать самозванцем.

– Что уже само по себе беда, ваше величество, – насупился Манфред.

– Возможно. Да и холода наступают. Если я выеду через три дня, вы успеете все подготовить?

– Через три дня все будет готово, сир. Ваше величество сразу направится в Центральную провинцию или предпочтет сделать круг и начнет с Френеля?

– Сначала Френель, потом Центральная, потом Северное плоскогорье. Мы навестим Западную и вернемся в Приморье.

– Одобряю, ваше величество. Нужно чередовать суровые провинции и культурные из уважения к ее величеству королеве.

– Именно так, – согласился Тибо.

И подумал: Эме, вопреки убеждению мажордома, придутся по душе как раз суровые провинции, в них больше естественности. А в культурных – напыщенности.

– Возьмете с собой скипетр, ваше величество?

– Нет, конечно, нет, Манфред. Я же не собираюсь давать аудиенции. Попутешествую, покажусь народу и вернусь домой.

Три дня на подготовку – ничтожный срок. Пять торжественных встреч, пять провинций, и немалое расстояние между ними. Но Манфред всегда отличался предусмотрительностью, он заранее составил списки, так что через полчаса особые гонцы помчались извещать советниц о прибытии короля. Две королевские повозки буквально лопались от поклажи. Чего в них только не было: еда, напитки, лампы, свечи, китовый жир, подсолнечное масло, кастрюли, тарелки, инструменты, мази, травы, сиропы, ковры, подушки, одеяла, меха, грелки, шерстяное белье, теплые шали – словом, все необходимое для многолетнего путешествия. Кузнец принес подковы для перековки на тридцать лошадей и тридцать раз осмотрел колеса экипажей, сморщив почерневший от сажи лоб. А уезжала королевская семья всего-то на две недели, и Эма охотно обошлась бы сухарями и бобами… Однако Тибо ей напомнил, что отныне она важная персона, а значит, должна жить по установленным правилам.

Приготовления закончены. Тибо пошел проститься с Клеманом де Френелем. Старый наставник стоял на пороге, словно заранее знал о его посещении.

– А-а, король! Дышишь тяжело, как бык. Маловато тренировки.

– Ваша правда, учитель. Одни бумаги, указы, законы… Уф!

– Понимаю. Входи, садись.

Де Френель смахнул со стола пестрые карты.

– Картишками балуетесь, господин де Френель?

– Нет, размышляю. Ну, и как ты? Справляешься?

Банальный вопрос Клеман задал с неподдельным интересом: подался вперед, глаза заблестели.

– Справляюсь. А как вы?

– Ржавею понемногу, но сердце бьется. А как наша прекрасная королева? Слышал, она заседает в Совете.

Тибо ответил улыбкой.

– Хе-хе, браво, браво! Она еще не раз удивит тебя. Значит, едете в путешествие по острову?

– Да, объезжаем остров. Признаюсь, ничего интересного не жду.

– Как знать, Тибо, как знать… – проговорил де Френель, собирая карты в колоду. – Советую смотреть во все глаза.

– Дурное предчувствие?

– Нет-нет. Просто уверен: всюду есть чему поучиться. Даже в самой скучной обыденности. Как думаешь, поведут вас смотреть пещеру Френеля?

Пещеру (темную дыру в крутом склоне) Клеман открыл лично, когда еще был мальчишкой. В пещере нашлось много окаменелостей, на их основании Клеман создал собственную теорию эволюции.

– Вероятнее всего, – сам себе ответил Клеман. – А ты знаешь, что она до сих пор хранит удивительную загадку?

– Неужели? Не может быть! Уверен, в энциклопедии вы рассказали о пещере все!

– Как тебе известно, мой мальчик, иногда говоришь об одном, чтобы скрыть другое. Факт остается фактом: того, кто умеет смотреть, а главное, слушать, там ждет сюрприз.

Тибо считал, что ему нечего делать в пещере, он ее терпеть не мог. Они с Клеманом часами сидели во тьме и сырости, уткнувшись носом в стенку, отыскивали окаменелости, а потом стирали пальцы в кровь, их выковыривая. Воспоминание вызывало страх и тоску. Нет, не будет он учиться «смотреть и слушать», а лучше попрощается с Клеманом.

– Так ты говоришь, жена чувствует себя хорошо? – еще раз спросил Клеман.

– Прекрасно. А что не так?

– Главное, укутывай ее потеплей. – Де Френель указал пальцем на залитый солнцем свод. – Зима в этом году придет рано. Очень рано.

– Правда?

– А ты не обратил внимания на луковичную шелуху?

– Нет, если честно.

– Никогда я еще не видел, чтобы она была такой плотной. Я тебе всегда говорил, Тибо, присматривайся к самым обыкновенным вещам.

– Ладно. Буду следить, чтобы Эма не замерзла.

Де Френель оперся подбородком на руку и смотрел на Тибо не отрываясь. Серые глаза светились любовью и печалью.

– Твое детство, Тибо, – тихо произнес он, – мое самое прекрасное путешествие.

Отвел взгляд и убрал карты в стол.

– Вы меня тревожите, господин де Френель.

– Не стоит тревожиться. Нет места тревоге, когда восстановлен Правильный Ход Вещей. Ни сожалениям, ни сомнениям.

– Завидую присущей вам безмятежности.

– Зависти тоже нет места. Безмятежность я заработал немалым трудом. Но она доступна каждому. Для человека это самое естественное состояние.

Тибо вздохнул. Он был бесконечно далек от «самого естественного состояния» и не замечал ни малейшего признака «Правильного Хода Вещей». В раздумье привычно взялся за подбородок, который королевский брадобрей гладко выбрил. Де Френель поднялся, глаза его увлажнились.