— И вы верите в вуду? — спросила Настя.

— А вы нет? После того, что увидели?

— И все-таки вам лучше показаться врачам.

Ответить Быков не успел — где-то в глубине мастерскойраздалась трель звонка. Протяжная и настойчивая. Так мог звонить человек,который пришел требовать свое. Уж не Марина ли решила заявиться, чтобыпроверить, как прошел сеанс иглотерапии? Нет, конечно же, в вудуизм Настя неверила, но… С тем, что ненависть Марины материальна, она была готовасогласиться.

— Кажется, к вам кто-то пришел, Дмитрий, —осторожно сказала Настя.

— Откройте, если вам не трудно.

— А если это ваша жена?

— Ну что вы! — Эта мысль показалась Быкову такойзабавной, что он даже позволил себе улыбнуться. — Моя гремучая змеяприползет сюда только после того, как смерть Дмитрия Быкова будетзасвидетельствована тремя инстанциями. Как минимум. Запротоколирована и увенчанатремя печатями. Как минимум. Ей нужно время, чтобы поверить своему счастью.

Черт, они будут ненавидеть друг друга, даже лежа в соседнихгробах! Даже жарясь на соседних сковородках в аду!..

— Откройте, — снова попросил Быков, и Настяотправилась к выходу.

…На вид ему было лет тридцать. Он стоял, широко расставивноги, обутые в точно такие же, как у Насти, “гриндеры”. И куртка у него былаточно такая. И штаны. И волосы. И загар.

Да-а…

"Может быть, мы были сиамскими близнецами? —подумала Настя между двумя ударами сердца. — Родились со сросшимисязатылками, а потом нас разделили, разорвали кожу кухонным ножом, —подумала Настя между двумя ударами сердца. — Почему мама скрывала? —подумала Настя между двумя ударами сердца. — Почему не он муж Марины? Еслибы он был мужем Марины, все восемь пунктов инструкции были выполнены самисобой, — подумала Настя между двумя ударами сердца. — Но ведь этострашный грех — желать брата… И вдвойне страшный — желатьбрата-близнеца, — подумала Настя между двумя ударами сердца. — Бытьможет, все это оттого, что я избавилась от обручального кольца, разорвала егомагический круг? И в него, как волны, хлынули искушения, — подумала Настямежду двумя ударами сердца. — Кажется, я съела всю помаду с губ… Сожраласамым беззастенчивым образом”, — подумала Настя между двумя ударамисердца.

Сердце посетителя билось, очевидно, гораздо быстрееНастиного. Он осмотрел ее с головы до ног и понимающе улыбнулся.

"Это совсем не то… Я здесь, потому что…” — хотеласказать она. И не сказала. Да и зачем ей говорить, если Он сам будет говоритьза двоих… И решать за двоих. Всю оставшуюся жизнь.

— У вас кровь на ноге. — У незнакомого близнецаоказался низкий и довольно приятный голос. — Вы видели?

— Да… То есть — нет…

С трудом оторвавшись от бледной шевелюры гостя, Настяскосила глаза на собственные, вызывающе голые ступни. Из щиколотки левой ногисочилась кровь. Очевидно, она порезалась, когда прыгала вокруг Быкова.

— Вам нужно ее перевязать, — посоветовалнезнакомец и тотчас же перешел к делу:

— Митька дома?

— Да… Он там… У себя…

— Я пройду?

— Я не знаю. — О господи, разве она можетсопротивляться ему? — Да, конечно.

Парень двинулся к японской перегородке. Он ни разу неоглянулся. Насти для него не существовало. Ну хорошо, пусть так. Ты ещепожалеешь… В конце концов, не ты меня сюда приглашал, и я имею право вернутьсяи налить себе вина. И даже укутаться в одну из драпировок. Пришедший в себяБыков меня не остановит, ведь с сегодняшнего вечера я официально вступила вдолжность музы. Или — преемницы музы, как ему будет угодно.

Настя уже собиралась войти, когда ее остановили тихие голосаБыкова и его гостя. Было похоже, что они очень недовольны друг другом.Солировал блондин.

— …я заплатил, и я хочу получить свою вещь.

— Слушай, Кирилл. Я уже объяснял тебе. Ты же видишь,что случилось. К тому же я плохо соображаю сейчас. У меня опять это началось.Наверняка что-то не в порядке с головой…

— У тебя всегда было не в порядке с головой.

— Черт бы тебя побрал! Можешь завернуть в бумагу каждыйосколок и вывезти их хоть сейчас к чертовой матери… Вещи нет. Она разбилась.Форс-мажорные обстоятельства.

— Мне плевать на твои форс-мажорныеобстоятельства. — Блондин не повышал голоса, и это выглядело откровеннойугрозой. Прямой и явной.

— Я сейчас верну тебе твои деньги.

— Мне не нужны деньги. Мне нужна вещь.

— Ее нет.

— Мне нужна вещь.

— Выбирай любую лампу. Их здесь четыреста пятьдесят.Можешь забрать две. Плюс все твои деньги. Это даже больше чем справедливость.Это безумие с моей стороны… Но, черт с тобой, у меня сейчас нет настроенияругаться и выяснять отношения.

— Мне нужна вещь.

— Забирай три. Забирай уровские… Не глядя. Я отвернусь…Я отчалю в гальюн на время. Я ничего тебе не скажу, что бы ты ни взял.

— Ты не понял. Мне нужна именно эта вещь.

Слушать это дальше было невыносимо. Настя вернулась к двери,сунула ноги в ботинки и принялась медленно их зашнуровывать.

Блондин разочаровал Настю.

Он оказался слишком нудным и слишком привязанным к разбитойлампе. К Мицуко, если уж быть совсем честной. Интересно, знает ли блондинМицуко настоящую? Наверняка знает, если не хочет смириться с потерей даже еебледной стеклянной копии.

В любом случае ей здесь больше нечего делать.

…Настя тихонько прикрыла за собой дверь и через две минутыуже была на улице.

Накрапывал мелкий нудный дождик — такой же нудный, как ибыковский гость, окна дома горели издевательски-уютным светом, и к тому жетолько теперь у нее заболела нога.

Кирилл.

Она вспомнила. Быков обращался к своему приятелю именно так— Кирилл. Вот оно — подтверждение ее шальной мысли о близнецах. В раннемдетстве их разлучили, Кирилл пропал, исчез из Вознесенского. Был увезенцыганами. Был увезен бродячим цирком. Был увезен косматыми рыбаками на немоднойтеперь фелюге. А потом родился еще один мальчик. И его назвали Кириллом — вчесть того, первого… Но почему мама ничего не рассказала ей о брате?..

Чушь. Бред. Вздор.

Он не может быть ее братом, потому что… Настя присела назабрызганную листвой скамейку и запустила пальцы под ремень. Давай договаривай!

Он не может быть твоим братом, потому что в этом случае утебя нет шансов.

Чушь. Бред. Вздор.

У тебя нет шансов в любом случае…

* * *