Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такой наряд самой не снять. А чтобы подчеркнуть скованность и запрет – плечи стягивают золотистой полупрозрачной тканью. А на уложенные волосы опускается венец, украшенный кроваво-красными гранатами наравне с королевскими камнями.
Тяжело дышать в этом капкане. И как бы Маркл не пытался чуть ослабить, распустить шнуровку или накидку, все равно – сжимаюсь из-за этих драгоценных кандалов. Я слышу голос Никлоса – он обращается ко мне, называет девочкой, его маленькой драконицей, слышу заботу и любовь. Но это удушающая обманка, ведь Кали сказала, что Ник ночью навещал меня. Он был рядом, когда мне снился тот проклятый сон. Мог ли он…
Мне протягивают письмо – только что пришло с Ангусского побережья. Проведя пальцами по взломанной печати, ощущаю очередной укол – даже почту проверяют, а ведь еще позавчера…
Паули приглашает нас с Артаном в гости. Письмо было отправлено в Сатуральскую долину, она не знала, что мы окажемся в столице на Осеннем равноденствии, и писала, не подозревая о случившемся. Желала здоровья и сильно скучала, говорила, что зимой тоскливо, и было бы здорово, чтобы мы навестили ее, да еще и волчье княжество посетили. Там чудесно, и королевская пара сильно желает видеть белую драконицу, им есть, что ей рассказать.
Письмо переполнено теплом и любовью, и Паули в своем репертуаре – перемыла косточки знакомым по выпуску, упомянула о возвышении Анки и о том, как томится в браке Милан, заявила, что не считает Кирнан предательницей и думает, с ней что-то случилось. Сообщила, что ставила на Мирту как на будущую королеву, и интересовалась, как она поживает. Словом, письмо было отражением самой Паули, ее смешливости и любопытства. Моя драгоценная подруга, жаль, но мы еще не скоро свидимся…
* * *
На встречу с королем я иду, как на бой. Именно такими мне видятся наши отношения. Пора прояснить их, пора объяснить ему, что я никогда не забуду Артана. Что конец слияния – это не открытие для чего-то иного. Я всегда буду верна мужу. И я не стану той, кем меня видит Его Величество. А если он…
Сжав кулаки, отогнала липкие, противные мысли. Никлос не такой. Несмотря ни на что, я знаю его. Он верен короне и принципам. Он не станет ни к чему принуждать.
Но я сомневаюсь. И это сомнение разъедает душу. Теперь, когда рядом нет Артана, придется вновь столкнуться с этим миром, как было в тот страшный день, когда раскрылись белоснежные крылья. Как некстати вновь вспомнились слова шамана: «Будете и дальше верить, что придут спасители?»
Передо мной открываются двери, секретарь Ника почтительно клонит голову, с восторгом оглядывая роскошное платье. Час назад сестра отбыла с посольством в княжество Лапалия, и никого из близких не осталось рядом. Смутное чувство одиночества привычно заглушила, зажимая сердцем, оставляя только единственную мысль: «Ты прорвешься. Справишься. Теперь только так».
И я вхожу в кабинет, где ожидает Его Величество Никлос Каргатский, мой король и опекун, стоящий ко мне спиной возле любимого окна. Воздух наполнен запахами вишни и табака, в пепельнице тлеет непотушенная сигара, рядом – полупустой бокал коньяка и куча писем и документов. Даже до меня дошли слухи, что эльфы покинули посольство. Кольнула мысль, что это неспроста. Они всегда были против моего присутствия рядом с королем. Они знали, что между нами есть связь, опасная для нас обоих. Опыт предыдущих белокрылых – тому подтверждение. И, кажется, я готова поговорить об этом всерьез.
Двери закрываются, с нами остается тягостная тишина. Я не делаю реверанса, не сажусь в уютное кресло, только оглядываюсь по сторонам и медленно обхожу комнату, изучая талмуды на полках. Среди них – фигурки животных и птиц, сделанные из камня и металла. Медведи, волки, вороны и орлы. Сплошные хищники, замершие в позе нападения. И книги только о политике, экономике и истории. Иду дальше, останавливаюсь перед небольшим баром. За стеклом видны пузатые бутылки и разнообразные бокалы и стаканы.
Этот кабинет отражает взгляды короля, но не Ника. Не думаю, что он таков, каким кажется сквозь призму этих чисто мужских предметов. И подсказку дает женский портрет на стене, висящий наискосок от входа в комнату. С места для посетителей он не виден, плохо просматривается и с королевского места, однако если знаешь, что ищешь – увидишь.
На портрете – женщина в расцвете лет. Шелковые белокурые волосы, яркие голубые глаза, тонкие жеманные губы, взгляд лукавый, ироничный. Лощеная красавица в небесно-голубом платье. Улыбка властная, но скорее открытая, как у человека, привыкшего отдавать приказы и ни перед кем не склонять головы. Сильная женщина.
– Женевра Каргатская, моя мать, – раздался голос от окна, и я обернулась. Никлос смотрит невыразительно, будто не он наряжал меня в это ослепительно-прекрасное платье и не он подбирал украшения, решая, какой доступной мне быть на балу.
– Очень красивая, – сказала я, все-таки совершая малый реверанс и по знаку короля присаживаясь в кресло. – Жаль, что с ней так вышло.
– Лживое предсказание, из-за которого она поверила, что сможет родить дочь. Иногда навязчивые мысли сильнее логики и разума. Она так страстно этого желала, что скрывала беременность до точки невозврата. Если бы отец узнал вовремя, он смог бы остановить это безумие, и оба они остались бы живы. Причудлива судьба, не так ли? Не появись тот предсказатель, ты бы не стала белой драконицей, а заговорщики не получили бы шанса провернуть свой трюк с Черной пьеттой. История пошла бы по иному пути.
– Человеческий предсказатель солгал, а вот эльфы знали, что произойдет. Мою мать поили травами, еще когда твой отец был жив. Они готовились к моему рождению.
Ник кивнул, продолжая стоять у окна. Скрестив руки на груди, он искоса поглядывал на сгущающиеся тучи. Ожидалась первая настоящая осенняя буря – предвестник прибытия короля Агондария.
Новая пауза лишь подчеркнула, как далеко мы оказались друг от друга.
– Как? – это все, что смогла вымолвить.
А он вздрогнул и отошел к столу. Не глядя на меня, взял стакан, залпом опрокинул, звучно поставил, прикурил и сжег дотла сигарету, растер пепел между пальцев, отряхнул пыль с лацканов пиджака, сел на громоздкое кресло и посмотрел прямо. Он думал, я буду истерить, поэтому говорил медленно, как