– Hoc est in votes![23] – сообщил он.

– Hoc fac et non vinces[24], – ответил Ванзаров, показав, что наука не стерлась на полицейской службе.

– Да при чем тут это! – вскрикнул друг, переменив ногу. – Прямо сейчас отправляюсь на охоту.

Мало кто способен удивить Ванзарова. Даже в полусонном состоянии. Друг сумел. Тухля отправляется на охоту! Кто бы подумал! Тухля и охота – вещи несовместимые. При нем не было ни ягдташа, ни ружья, ни патронташа, ни теплых валенок, ни ножа, ни арапника, чтобы гнать борзых. Вместо тулупа – цивильное пальто с мерлушковым воротником, отглаженные брюки и тонкие ботинки, в каких по нечищеным тротуарам нельзя разгуливать.

– Кого намерен добыть: волка, зайца, лису или медведя?

Тухля выразил лицом, что не нуждается в глупостях.

– Ты ничего не понимаешь, Пухля. Это – воскресная охота. Я должен знать, как стрелять… из ружья… и вообще, – закончил он, скрывая важный секретик.

Скрывать что-либо от Ванзарова вообще бесполезно, а друга он читал как раскрытую книгу: Тухля боялся опозориться.

Не так давно «воскресная» охота стала модным столичным развлечением. Рано утром в воскресенье компания отправлялась на загородном поезде в ближайшие окрестности Петербурга. Поезд останавливался в условленном месте, где уже ждала привезенная штофная лавочка – выносной буфет. Господа выпивали, закусывали и отходили от состава, чтобы пострелять ворон, а более – снежные шапки на деревьях. Особую пикантность охоте добавляло женское общество: смех, флирт, улыбки и холодные губки, дарившие украдкой поцелуй. Развлечение на крепком морозе с крепкими напитками пользовалось большим успехом у чиновников, клерков и служивого люда, шесть дней недели гнувшего спину на работе. Воскресная охота была милой загородной прогулкой для тонуса и аппетита. За свои шкуры лесные звери могли не опасаться.

– У меня нет ружья, чтоб показать, как с ним обращаться, – признался Ванзаров.

С досады Тухля шмякнул шапкой об колено.

– Объясни на словах, я запомню.

– А где твое ружье?

– Мне выдадут… Там… Просто разъясни, куда там, чего… Да вот хоть на этом. – Палец Тухли указывал на печную кочергу.

Железная палка годилась для обучения стрельбе в игре «Казаки-разбойники». А познания Тухли в настоящем оружии могли оказаться бездонными. Как пропасть в горах Кавказа. Ванзаров не сомневался, но проверить глубину следовало.

– Что такое ложе, шнеллер, антабки, левый чок-бор?

Тухля смущенно хмыкнул.

– Затвор, цевье, курок?

Друг смолчал.

– Ты знаешь, что такое казенная часть в ружье?

Мрачное сопение.

– Знаешь хотя бы…

Решительным жестом Ванзарова оборвали.

– Довольно! Не ожидал, что ты так бессердечен. Как-нибудь справлюсь сам…

Встав, Тухля всем видом показал, что вот сейчас он уйдет окончательно, в самом деле, без сомнений, навсегда, о чем Ванзаров горько пожалеет. Но будет поздно.

Убеждать Тухлю не брать в руки ружье – бесполезно. При дамах он непременно покажет лихость. Что в лучшем случае закончится зарядом дроби в его ботинке. Но велика вероятность, что несколько охотников направятся прямиком в больницу. Таланты Тухли непредсказуемы, а дробь разлетается веером.

Что тут поделать? Полиция обязана защищать общество от бед и напастей. Тухля с ружьем – опасность нешуточная.

Последним зевком прощаясь со сном, Ванзаров протопал голыми пятками мимо обиженного друга к платяному шкафу.

– У тебя там ружья? – с надеждой спросил Тухля, искренно думая, что каждый полицейский хранит дома арсенал. Именно в платяном шкафу. Чтобы побольше влезло.

Распахнув створку, Ванзаров прикинул, какой из двух костюмов надеть.

– Нет выбора, – сказал он, снимая чистую сорочку, – поеду с тобой, на месте покажу, как пользоваться ружьем.

Тухля издал клич воскресного охотника.

– Veni, vidi, vici![25] Я знал, ты настоящий друг! Чудесно! Там отличная компания, познакомлю тебя! Спасибо, Пухля!

– Не смей называть меня так при людях.

– Не буду, не буду, Пухля. Я так рад! Вместе едем на охоту! Давно об этом мечтал.

– Надеюсь, охотникам раздают воздушные ружья?

– Мне сказали, что стрелять будем… э-мм, как его… шрапнелью… или дробью…

Ванзаров пожалел, что не держит в доме бинты, йод, корпий, а по соседству не живет доктор. Воскресные охотники не знали, какую опасность пригласили. Тухля с дробовиком – хуже разбуженного медведя. Кому пришло в голову позвать его на охоту? Наверняка человеку отчаянной храбрости. Не дорожит собственной жизнью.

Застегнув теплое пальто, Ванзаров натянул шапку модного фасона «Рафаэль».

– Поехали, охотник.

– Dictum factum![26]

– Во сколько отправление поезда?

– Без четверти девять.

– Надеюсь, опоздаем.

– Успеем! У меня извозчик ждет… Итак, ни пуха ни пера! – крикнул Тухля и смачно плюнул через левое плечо.

Счастье, что в доме Ванзарова не водилась жена. Женщины не понимают, как важно соблюдать охотничий ритуал на удачу. После него старинному другу было бы запрещено появляться в доме. В холостой жизни есть свои прелести, господа. Дамы, просим прощения. На правду не обижаются. Ну, или делают вид…

* * *

Вокзал Приморской Сестрорецкой железной дороги находился за островами[27], на левом берегу реки Большая Невка, между Новодеревенской улицей и Новодеревенской набережной. Буквально напротив знаменитого ресторана и театра-сада «Аркадия», где кипел вулкан веселья и неуемного разгула.

Ветка железной дороги имела протяженность 36 километров, начиналась в местности, именуемой Новая Деревня, и упиралась в Сестрорецк, где стараниями господина Авенариуса был построен роскошный и жутко модный курорт. Дорога была частной, владело ею акционерное общество во главе с тем же мудрым Авенариусом. В летний сезон, с мая по сентябрь, дорога перевозила дачников и курортников. Зимой терпеливо несла убытки и была рада любому пассажиру.

Здание вокзала размещалось в большом двухэтажном деревянном доме, смахивающем на сказочный дворец: с каменной трубой, изящной башенкой и покатой крышей. Дощатый перрон вокзала исчез под ледяным настом, зато электрические фонари горели исправно. В ранний час они разгоняли январский сумрак. Электричество пропадало зря. Смотреть не на что. Перрон был бы окончательно пуст, если не считать пары господ.

Они перетаптывались, дымя папиросами и посмеиваясь. И привлекли внимание глаза, который подмечает все. Господа были в длинных дорогих пальто с меховыми воротниками, подпоясанные широкими поясами, вышитыми гарусом, с которых свисали охотничьи фляжки с серебряными стаканчиками, патронташи и кавказские кинжалы в ножнах. Головы согревали дорожные меховые ушанки. За плечами торчали оружейные чехлы. Грозным видом они напоминали ополчение Минина и Пожарского, которое собралось освобождать лес от зайцев. На их грозном фоне Тухля выглядел скучным обывателем.

Прибывших заметили, приветливо замахали. Явно смущаясь, Тухля подошел. Охотники принялись хлопать его по плечам, выражая удовольствие. Тухля так оробел, что забыл о приличиях.

– Господин Тухов, познакомьте нас, – напомнил господин с бородкой, как у Мефистофеля.

Тухля засмущался, хмыкнул и поворотился на