Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как, черт возьми, они нашли этого человека? — Данте с любопытством наклоняется вперед.
— Насколько я осведомлен, друг клуба поймал Дельгадо и притащил его из Мексики в Штаты и прямо к порогу клуба. Президент упаковал Дельгадо в подарочную упаковку и доставил его сюда вчера вечером.
Я смеюсь, качая головой. Должно быть, другом клуба является Кейд. Он тоже побагровел, когда услышал, что его приемная сестра чуть не стала жертвой торговли людьми. Я знал, что Кейд такой же безумный, как и они, но это раскрылось самым восхитительным образом.
Судя по всему, из человека можно вывести MC, но преступника — нет. Это немного похоже и на Софи.
— Отец Софи прав, нам нужен мексиканец, — говорю я отцу.
— Дельгадо — это перемирие. Среди прочего…
Этот подарок способен оценить лишь мужчина, принадлежащий нашему миру.
— Кажется, да, — медленно кивает отец с удовлетворенным выражением лица.
Фениксу только что удалось развеять любые опасения, которые могли возникнуть у отца и дяди по поводу Софи, и добиться какого-то взаимопонимания между нами. Мужчина присматривает за своей дочерью. Проницательный бизнесмен. И это печать одобрения, если я когда-либо ее видел.
Мне внезапно захотелось десерта. После двухдневного отсутствия секса из — за неотложных дел я весь ужин думал, что Софи будет смотреться на столе гораздо лучше, чем еда. И кстати, ее нет уже целую вечность.
Я отталкиваюсь от стола и встаю.
— Scusatemi, per favore97,— роняю салфетку и иду по пути, которым пошла Софи к ближайшей ванной на первом этаже, не обращая внимания на блеск в глазах матери.
— Софи? — я стучу в дубовую дверь ванной.
— Иду.
В тот момент, когда она открывает дверь, я вхожу, заталкивая ее обратно внутрь.
— Что ты… — пытается сказать она.
— Разденься. Сейчас же, — я уже снимаю куртку.
— Мы в доме твоих родителей, Нико! — протестует она с не особой уверенностью в тоне.
Я пожимаю плечами.
— Почему тебя так долго не было? Ты хотела, чтобы я пошел за тобой?
Пряжка в ее кобуре сломалась. Она поднимает платье, чтобы показать мне.
Я пользуюсь случаем, чтобы поднять его до талии.
— Жаль, — бормочу я без тени сочувствия, в то время как тонкое белое кружево ее трусиков трещит в моих руках.
— Нико! Они менее чем в пятидесяти ярдах отсюда.
Она смотрит на выпуклость в моих штанах и слегка кусает губу. Да, она такая же жадная.
— В доме твоего отца были люди, трахавшиеся под открытым небом. Я думаю, то, что мы делаем это, гораздо скромнее.
Она смеется.
— Ты же знаешь, что мой отец на самом деле не живет в здании клуба, верно?
— Сейчас мне неинтересно говорить о твоем отце.
Я зарываюсь лицом в ароматную кожу ее шеи.
— Это ты его упомянул, — она запрокидывает голову, чтобы дать мне больше доступа, затем стонет, когда мои пальцы скользят вверх по бедру, задевая ее гладкие складки.
— Я так скучала по тебе, Нико.
— Я знаю, — хватаю ее и поднимаю на мраморный туалетный столик, встаю на колени, а затем раздвигаю ее бедра.
Я останавливаюсь на мгновение, рассматривая ее блестящую щель. Я вдыхаю. Ее аромат мягкий и женственный, от него у меня текут слюнки.
А потом я зарываюсь, как голодающий, раздвигаю ее губы большими пальцами, облизывая скользкие складочки снизу-вверх, до самого клитора. Когда я провожу по нему языком, она охает и запускает пальцы в мои волосы.
— Боже мой, Нико.
Я щелкаю по клитору снова и снова, и когда ее вздохи переходят в тихие стоны, я ввожу в нее палец, скользя по точке G.
Ее пальцы сгибаются, и она становится громче, но изо всех сил пытается быть тише.
Это становится еще завораживающе.
— Тихо, fiammetta98.
Я откидываю голову ровно настолько, чтобы встретиться с ней глазами и дать понять, что я серьезен. Я хочу посмотреть, как она справиться, когда всему напряжению, накапливающемуся в ее теле, некуда будет деваться, и не будет возможности спастись стонами и криками.
Я снова погружаюсь в нее, поглаживая двумя пальцами, одновременно обхватывая губами клитор и начиная сосать его.
Она открывает рот, но захлопывает его, прежде чем смогли вылететь какие-нибудь звуки, а затем сжимает зубы, словно сопротивляясь.
Я быстрее вхожу в нее пальцами и провожу языком по клитору снова и снова. Мой член настолько тверд, что болит, но это того стоит — румянец на ее щеках распространяется ниже, вплоть до декольте. Ее пальцы сжимаются сильнее, дергая меня за волосы, в то время как ладони прижимают мою голову ближе, подталкивая двигаться дальше.
Я трахаю ее пальцами быстрее. Сильнее.
Она зажмуривается, когда крошечные, отчаянные звуки поднимаются в ее горле, едва вырываясь наружу. Уже совсем близко.
Она хлопает рукой по туалетному столику, и ее бедра начинают трястись.
— О Боже. Ах, Нико. Ебать!
У нее вырывается крик, но она прикрывает рот другой рукой.
Я снова всасываю ее клитор и совершаю короткие, быстрые поглаживания внутри нее, сохраняя почти постоянный контакт с ее точкой G. Мне удается почувствовать момент, когда оргазм пронзает ее.
Она откидывает голову назад, а ее киска продолжает крепко сжиматься вокруг моих пальцев, бедра извиваются и трясутся в почти бесшумном оргазме, пока ее соки покрывают мою руку.
В тот момент, когда ее оргазм утихает, я встаю и на ходу хватаюсь за подол платья. Я не хочу, чтобы что-то скрывало ее от моих глаз. Я хочу всю ее. Голую. Беззащитную. Мою.
Но когда я натягиваю ее платье на грудь, обтянутую бюстгальтером, я замечаю то, чего там не было три дня назад. Я стягиваю с нее платье до конца и расстегиваю передний крючок бюстгальтера.
На груди у нее татуировка. Лоза, пересекающая ее левое ребро, теперь поднимается вверх между грудей и заканчивается черно-красной розой. Эта роза не является полностью натуральной или металлической. Она представляет собой художественную композицию того и другого. Эта роза отличается от остальных цветов.
Я осторожно провожу пальцами по лозе и розе, потому что чернила явно свежие, а кожа вокруг еще красная.
В новой татуировке определенно есть смысл, но какой? Зачем она ее сделала?
Когда я смотрю на нее сверху-вниз, она кусает губы, испытывая на мгновение неловкость.
— Мои цветы — это люди, Нико, — говорит она.
Я киваю, но не уверен, чего следует ожидать.
— Каждый из них представляет человека, который был в моей жизни.
Она указывает на маленькие лунные цветы на вьющейся лозе, затем нависает над розой, которая больше относительно других цветов,