— Вы подумали, что это я, да? — спросил Клавдий. — Признаки-то были налицо — охранник, татуировка на плече.

Умный мальчик. Догадливый…

Вернется в Бронницы, узнает всю заполошную эпопею с фото из личного дела. В районах обожают сплетни. Он все узнает.

Катя ощущала, как краска стыда снова заливает ей лицо. Мучительное чувство гадливости к себе. Дура, вот дура…

— Показать вам мою татуировку?

— Что, прямо здесь?

— Боюсь, другого места мне не представится, — Клавдий все смотрел на нее.

Затем вышел из заглохшей машины, снял пиджак, несмотря на пронизывающий ветер, аккуратно сложил его пополам. Снова сел на водительское сиденье и начал расстегивать пуговицы белой рубашки.

Рывком спустил ее с плеча.

Катя успела увидеть накачанный могучий торс. Татуировка была крупной, синей, расплывчатой. Грифон — полулев, полугриф — с воздетыми крыльями.

— В шестнадцать лет на раскопках с отцом увидел это на мраморном обломке. Ну и выколол себе.

Он натянул рубашку и застегнул пуговицы.

Катя не знала, куда себя деть. Ее терзали стыд и раскаяние.

— Грета-малышка лукавит, — сказал Клавдий. — Не говорит нам всего, что было между этим типом и ею. Она видела его татуировку — выходит, видела мужика без одежды.

— Феодора его татуировку тоже видела — на улице, случайно. Значит, у Артема татуировка не такая, как у вас. Видна из-под рукава футболки. У вас тоже видна, когда рукав очень короткий. Я еще в первый раз там, в Бронницах, обратила внимание.

— Да? — Клавдий улыбнулся ей — красной как рак от стыда. — Вы на меня так сразу обратили внимание?

Катя благоразумно отвернулась к окну.

Он завел мотор. И молча чему-то всю дорогу улыбался.

А Катя пересилила стыд и начала тихо злиться.

Грета дождалась, когда менты отвалят, а затем ушла к себе в комнату и навзрыд заплакала. Она плакала, обхватив руками подушку со своей кровати, кусала ее угол, чтоб не завыть в голос.

Феодора услышала и тут же заглянула к ней в комнату. Возникла на пороге. Грета с силой запустила в нее обслюнявленную подушку. Феодора ретировалась, а Грета рухнула на постель, молотя кулаком по матрасу.

Клавдий Мамонтов как в воду глядел — Грета не сказала им всего, потому что менты недостойны того, чтобы выставлять перед ними напоказ свои чувства и свои слезы.

Она вспоминала охранника клуба «Синдбад» гораздо чаще за эти три года, чем ей бы хотелось. Это был первый мужчина в ее жизни, целиком завладевший ее сердцем, ее душой, ее воображением. Ее первая любовь.

Когда вам пятнадцать…

Когда вы ни рыба ни мясо — а так, не красавица, как сестра Пелопея или мать, но и не полное чмо…

Когда сердце стучит в груди так сильно, когда вы прикладываете ухо к двери и слышите за ней порой по ночам смех, вздохи и любовную возню…

Когда вы себя строго блюдете, ограничиваясь лишь болтовней о сексе с подружками в школе, а сами даже еще ни разу не целовались ни с кем по-настоящему, так, чтобы ощущать настойчивый горячий язык и неуклюжую пацанскую длань, ласкающую ваш девичий клитор…

Когда ваше тело, ваша душа только ждет…

И вот наконец появляется он и делает вам добро. И обращает на вас внимание. И улыбается вам так широко и открыто…

Долго ли влюбиться в него до смерти в пятнадцать-то лет?

Грета плакала как в детстве — горячо, отчаянно. Вспоминала их первый вечер в клубе «Синдбад», куда они поехали с сестрой, и ту пропустили, а ее — малолетку — охранник развернул назад. Сестра не растерялась и попросила позвать старшего, но охранник ей отказал. И она велела Грете на такси, что еще не отъехало от дверей клуба, возвращаться домой, на Патрики. И пошла себе на танцпол — она уже была слегка под кайфом.

И тут появился он — старший секьюрити. Окинул взглядом закоченевшую на мартовском ветру Грету, кутавшуюся в шикарный меховой материнский жилет.

— Пусть заходит, девушка совсем продрогла. Я за ней присмотрю.

Грета помнила этот миг первой их встречи. Он улыбался ей. А потом повел к барной стойке, попросил сделать ей горячий коктейль, но без алкоголя. Грета в пику ему тут же заказала джин с тоником — бармен и ухом не повел. А он спросил, как ее зовут. И она сказала, чувствуя, что этот красивый сильный взрослый мужчина может сделать с ней — прямо здесь — все, что угодно, она и пальцем не пошевелит, только исполнится неземного счастья.

Через минуту они болтали уже как старые друзья. И он повел ее на танцпол. Грете не хотелось думать, что он просто желал отвадить ее, малолетку, от барной стойки.

Они танцевали, танцевали… Грета уже осмелела и обвила его шею руками. Сердце ее неистово стучало, она ощущала, как его руки обнимают в танце ее тщедушное тельце, и представляла себя с ним…

От него немножко пахло потом, ему было жарко в клубной толпе в чопорном костюме секьюрити. Грета представила его без одежды, без ничего, и у нее перехватило дух.

И тут к ним подошла сестра. Ей, видно, надоели те, кто к ней клеился, и она засекла, что ее сеструха-малолетка, которую все же пропустили в клуб, кого-то себе подцепила.

Он обернулся. Увидел ее.

Увидел Пелопею.

Их взгляды с сестрой встретились.

В ту ночь — первую ночь встречи — Грета не спала. Она металась по постели в материнской спальне на Патриках — горячая, как печка, голая и возбужденная, и все представляла его рядом с собой. Она мастурбировала неистово и жадно. Все ее тело — тело подростка, лишенное женственности, — словно менялось. Словно раскрывался редкий по красоте бутон, расправляя душистые, покрытые каплями телесной влаги нежные лепестки.

Грета кулаками вытерла слезы с глаз — она услышала шум за окном.

Отец приехал вместе с братом. Они уже входили в дом.

Грета решила: она сама расскажет брату о том, что спрашивали у нее двое из полиции. А папочка узнает все от своей дражайшей новой жены. Феодора тут же ему все выложит.

А потом, возможно, папочка поговорит и с ними. А затем они поедут к матери и расскажут все ей. Она тоже должна знать, зачем приезжала к ним в дом полиция.

Катя и Клавдий Мамонтов, вернувшись с Новой Риги, застали полковника Гущина в его кабинете по горло занятым прежними поисковыми проблемами. Он разговаривал по телефону с Тверским УВД, просил ускорить, за что-то благодарил и снова сыпал ЦУ, забывая, что имеет дело с самостоятельным территориальным органом полиции, а не со своими подчиненными — окрики здесь не помогут, надо действовать дипломатией.

Он сообщил, что ему удалось подключить тверских к поискам архива детского дома, из которого родители удочерили Александру Быкову. Тверские оперативники отыскали следы старого архива в архиве детской клинической больницы и уже приступили к изучению. Более того, они нашли несколько бывших сотрудниц старого детдома. Так что оставалось лишь ждать тверских новостей по поводу дочери Жанет.