– Да, о событиях во Второй ударной армии. Забыть этогоневозможно. Именно… - значительно подтвердил Осин и посмотрел на накатыблиндажа: они хрустнули от близких разрывов на высоте, заскрипела, закачаласьнад головой "летучая мышь". - Смотрите как! Танки по энпэ бьют…

Веснин резким движением сел к столу, резким движениемвытащил руки из карманов и потянулся к пачке папирос, на которую струилась спотолка земля, но тут же оттолкнул папиросы, потер виски, утишая головную боль,и взглянул на Осина изумленно и прямо. В Веснине дернулось что-то, онпочувствовал, что вспылит, ударит сейчас кулаком по столу, и он выговорилгневно:

– Так какое отношение к нам имеет все это?.. Вы что же,товарищ Осин, беспокоитесь… боитесь, что если возникнет полное окружениедивизии, то с Бессоновым и со мной черт-те что произойдет? Откуда у васпоявилась такая осторожность?

– Зачем вы так, товарищ член Военного совета?

Осин опустил белые ресницы, заговорил искренне и обиженно:

– Зачем это вы так? Я знаю мужество генерала Бессоноваи знаю вас и не могу себе объяснить, почему вы, простите, считаете меня засовершенного глупца, товарищ член Военного совета? Я не хотел быть неправильнопонятым.

– То есть как понятым?

– Я говорю о случайностях. Вам еще неизвестно отрагической судьбе сына командующего - младшего лейтенанта Бессонова?

Разрывы снарядов толкнули блиндаж, опять замоталась лампапод затрещавшими накатами, застучали мелкие крошки земли по доскам стола.Кто-то тяжело топая, крича команды, пробежал по траншее мимо блиндажа,послышались невнятные ответные голоса, но Веснин не обращал внимания навозникший в траншее шум.

– Нет, - ответил он. - Впрочем, знаю, что сынкомандующего пропал без вести на Волховском фронте. А вы что знаете?

Осин, повернув голову к входу в блиндаж, прислушался кразрывам на высоте, к голосам в траншее, потом не совсем решительно положил настол пухлую свою полевую сумку, новенькую, непокорябанную, расстегнул ее. Подего перебирающими пальцами зашуршали бумаги.

– Познакомьтесь, товарищ дивизионный комиссар, споследним фактом. Эту листовку я только что получил и решил немедленно васпроинформировать. Познакомьтесь…

По-мышиному зашуршавшая маленькая листовка, аккуратновынутая Осиным из пачки бумаг в сумке и через стол протянутая Веснину, леглажелтым прямоугольником на неструганые доски перед ним. Пятном бросилась вглаза, зачернела плохо вышедшая на дешевой газетной бумаге фотография и жирныебуквы под ней: "Сын известного большевистского военачальника на излечениив немецком госпитале". На фотографии - худой, словно перенесшийизнурительную болезнь мальчик, остриженный наголо, в гимнастерке с кубиком младшеголейтенанта, почему-то с расстегнутым воротом - виден свежий, криво подшитыйподворотничок, - сидит в кресле за столиком в окружении двух немецких офицеров,с фальшивой улыбкой обернувших к нему лица. Мальчик тоже странно, вымученноулыбается, глядит на высокие рюмки посреди столика, возле подлокотника креславиден прислоненный костылек.

– Это что, не фальшивка? Это действительно сын генералаБессонова? - проговорил Веснин, сопротивляясь, не веря, не соглашаясь с тем,что этот изможденный, остриженный мальчик может быть сыном Бессонова, и,спросив, перевел глаза на Осина, уже молча предупреждая его, что ошибки непростит.

– Все сверено, товарищ дивизионный комиссар, - ответилОсин с серьезным и строгим выражением человека, знающего, за что он несет ответственность.- В смысле фотографии ошибка абсолютно исключена. Познакомьтесь и с текстом,товарищ член Военного совета.

И Осин отклонился назад, заскрипев ящиком, выпустил воздухносом.

Веснин пробежал глазами по короткому тексту под фотографией,с трудом и не сразу понимая смысл, по нескольку раз перечитывая фразы, знакомоядовитые, источающие чужой запах, острую въедливую ложь обычной листовочнойфашистской пропаганды, а внимание все время отрывалось от текста, не моглососредоточиться, и, переставая читать, он смотрел на эту выступающую пятномфотографию, на вымученную улыбку остриженного мальчика, на костылек,прислоненный к подлокотнику кресла, на чистый, косо подшитый подворотничокрасстегнутого ворота и эту жалкую, исхудавшую юношескую шею сына генералаБессонова. Внимание Веснина задержалось на первых фразах: "Сын видногосоветского военачальника Бессонова, который, как известно, командует одной изгрупп соединений с начала войны, заявил представителям немецкого командования,что его малообученную, плохо вооруженную роту, которой он командовал, бросилина убой. Последний бой был невыносим… Младший лейтенант Бессонов, получившийтяжелое ранение, храбро, почти фанатично сражавшийся, заявил также: "Я былочень удивлен, что меня поместили в госпиталь и вылечили. В госпитале я увиделмного советских пленных. Им оказывается полное лечение. Советско-комиссарскаяпропаганда распространяет слухи о каких-то зверствах немцев, что несоответствует действительности. Здесь, в госпитале, у меня было время, чтобы понять:немцы - это высокоцивилизованная, гуманная нация, которая хочет установитьсвободу в России после свержения большевизма…".

– Познакомились, товарищ член Военного совета? -прозвучал серьезный голос Осина, который следил за долгим чтением Веснина. -Разрешите, я возьму листовку?

"Значит, это сын Бессонова, он жив, и это теперьочевидно, - подумал Веснин, не в силах оторваться от нечеткой, серой фотографииэтого истощенного мальчика с кубиками младшего лейтенанта. - Бессонов не знаетоб этом. Может быть, догадывается, но не знает. Что же это такое? Текст явнофальсифицирован. Несомненная фальшивка, каких было немало. Кто-нибудь измерзавцев, попавших в плен вместе с ним, указал немцам: вот, мол, комроты - сынгенерала. Да, так, наверное. Скорее всего так. Не может быть иначе. И послеэтого был помещен в госпиталь. На первом же допросе сфотографировали, придумалитекст. Иначе быть не может! Ведь школьник, мальчишка, воспитанный комсомолом,Советской властью! Нет, другому я не верю, не могу поверить!"

– Товарищ член Военного совета, листовка, вы самипонимаете, не для оглашения. То есть… Очень не хотел бы, чтобы это сталоизвестно командующему.

– Подождите.

"Да, Бессонов, Бессонов… Он сказал, что ему сообщилитолько, что сын пропал без вести. В списках убитых и раненых нет… А какимчислом датирована листовка? 14 октября 1942 года. Около двух месяцевназад".

– Товарищ член Военного совета, простите. Листовкуверните мне. Случаем войдет сюда командующий. Мы не имеем права травмироватьего морально…

"Знали об этом в Москве или не знали, когда был тамБессонов? "Листовка, вы сами понимаете, не для оглашения…". "Неимеем права травмировать". Значит, кто-то так или иначе ограждаеткомандующего от истинной трагедии, постигшей его сына. Но зачем? Какойсмысл?"