– Скажите, товарищ Осин, вы верите этой листовке? -спросил Веснин вполголоса. - Верите, что этот мальчик… предал, изменил?..

– Не думаю, - ответил Осин и пренебрежительно махнулрукой. Затем поправился: - Но… на войне все возможно. Абсолютно все, это я тожезнаю.

– Тоже знаете? - повторил Веснин, стараясь невыказывать дрожь пальцев, сложил листовку вчетверо и, расстегнув полушубок,засунул ее в нагрудный карман. - Листовка останется у меня, как вы сказали -"не для оглашения". - Веснин положил сжатые кулаки на стол. - Теперьвот вам мой совет: немедленно уезжайте отсюда! Уезжайте с энпэ сию минуту Такбудет лучше. - И, упершись кулаками в стол, Веснин поднялся.

Осин тоже встал, но излишне порывисто, качнув стол коленями;мгновенная белизна согнала здоровый ток крови с его полноватого лица, кожа нащеках натянулась.

– А если уж что произойдет в окружении, полковник Осин…- договорил Веснин с расстановками, - если что произойдет, то безопасность… вотона. - И он провел рукой по ремню, похлопал по кобуре пистолета на боку - Вотона…

Некоторое время они стояли молча, у разных концов стола.Танковые разрывы долбили высоту, казалось, сдвигали куда-то в сторону блиндаж;ручейки земли бежали из-под накатов по стенам, шуршали на нарах, от качки подпотолком "летучей мыши" потемнело, закоптилось стекло. И, уже готовыйвыйти из блиндажа в траншею, где были люди, раздавались команды, живые голоса,на морозный воздух после этого разговора, Веснин видел, как еле улыбалиськрупные губы Осина и совсем не улыбались его голубые глаза, и проговорил сотвращением к самому себе за свою резкость:

– Бессонов не узнает об этом разговоре ни слова! Осинвежливо молчал. Он ни на минуту не забывал о высокой власти Веснина, о егохороших отношениях с членом Военного совета фронта Голубковым, не забывал о егоправе, непосредственной связи с Москвой и думал в то же время о Веснине как очеловеке слишком горячем, недальновидном, неосторожном, даже мягкотелом, -такие не внушали веры в прочность их положения. Осин знал о нем все: знал, чтоВеснин не из кадровых, а из штатских, из преподавателей Высшей партийной школыи Политакадемии; хорошо помнил, что у него вторая жена - преподавательница,армянка по национальности, и десятилетняя дочь Нина от первой жены, родной браткоторой был осужден в конце тридцатых годов, вследствие чего Веснину был вписанстрогий выговор и снят лишь перед войной; знал, что в сорок первом году, будучикомиссаром дивизии, он вырвался из окружения под Ельней и вывел почти целыйполк; знал и помнил многое, о чем сам Веснин, по всей вероятности, давно забыл.Но, как бы взвешивая все это в своей цепкой и емкой памяти, Осин по привычкеприкрывался ничего не выражающей улыбкой. И с такою же неопределенностьюответил Веснину:

– Я лично ни на чем не настаивал, товарищ дивизионныйкомиссар. Я только выполнял свой долг… Служебный и партийный.

– А поскольку ваш долг выполнен, - проговорил Веснинсумрачно, - делать вам больше здесь нечего. Повторяю еще раз: уезжайте с энпэнемедленно и не опасайтесь случайностей! Бессмысленнее вашей осторожностиничего нельзя придумать! Неужели одно понятие "окружение" вызываетмистические страхи?

Веснин подошел к столу, блеснул очками на полковника Осина,схватил со стола обсыпанную землей пачку папирос и, согнувшись в дверяхблиндажа, вышагнул в мерцающую ракетами темноту, в гул автоматных очередей, ввыстрелы, разносимые ветром над бруствером траншеи.

Выйдя из блиндажа, Веснин не сразу нашел в траншееБессонова, ослепленный красно-зелеными вспышками ракет, оглушенный звонко, надухом стучащими очередями. В изгибе хода сообщения он заметил на брустверахнескольких человек, они стреляли из автоматов куда-то вниз, и Веснин на ходупоинтересовался машинально:

– Что обнаружили? Куда стреляете?

– Ползают гады по скатам! - ответил ему кто-то с бруствера.- Просачиваются, б…! - И, прострочив длинной очередью, крикнул весело: -Виноват, товарищ дивизионный комиссар!

Веснин узнал майора Божичко; шапка едва держалась назатылке, открывая его ранние залысины, лицо светилось веселым азартом.

– Не красная девица. Вины не вижу, - сказал Веснин иусмехнулся. - Наоборот, благодарю, как говорят, за бодрость духа. Гдекомандующий?

– Дальше чуть. По траншее. С Деевым, - ответил Божичкои, любопытствуя, спросил: - А Осин-то! Он-то где? Ну, прямо герой - на энпэ, можносказать, с боем прорвался! Только зачем он? Орден, что ли, собираетсясхлопотать на грудь за участие в боях? Касьянкин вот тоже не знает, военнуютайну не выдает! Молодец!

Божичко, разгоряченный стрельбой, говорил нестеснительно, нескрывая свою обычную доверительность в общении с Весниным, и, сказав оКасьянкине, толкнул кого-то, темным бугром лежащего рядом на бруствере, изасмеялся:

– Вот убеждаю Касьянкина, как нужно согласно стихамхоть одного оккупанта убить, чтобы после войны рассказывать, товарищдивизионный комиссар, а он мне - стихи, мол, не уважаю. Ничего, я тебявоспитаю, Касьянкин, не все тебе штаны в тылу протирать. Извините за грубость,товарищ дивизионный комиссар… Учись, Касьянкин, пока я жив! Давай тудакороткими!

– Оставьте меня в покое, товарищ майор! - огрызнулсярастерянным голосом Касьянкин. - Товарищ член Военного совета, майор Божичко неимеет права мною командовать и упрекать тылом…

– Вы еще здесь, Касьянкин? - проговорил Веснин. -Почему именно здесь?

Всегда расположенный к простоте и легкой иронии общительногоБожичко, он не остановил внимания на его ерничестве, а после разговора сОсиным, после мучительной новости, внезапно и резко оголившей судьбу сынаБессонова, увидев Касьянкина, подумал только о том, что Осин еще не уехал с НП.И когда Касьянкин сполз на животе с бруствера, обиженно поддергивая ремень,отряхиваясь, Веснин сказал непривычным тоном приказа:

– Слушайте внимательно, Касьянкин. Немедленно - кполковнику. Он ждет вас в артиллерийском блиндаже. В конце траншеи. И немедленноназад, в штаб армии. Идите. Бегом!

– Есть бегом, товарищ дивизионный комиссар! - явнообрадованный, воскликнул Касьянкин. Он воспринял этот приказ как спасительноеоблегчение и, козырнув, неуклюже бросился в озаренный ракетами ход траншеи.

– Что в самом деле стряслось, товарищ дивизионныйкомиссар? - посерьезнев, произнес Божичко. - Или секрет?

Веснин сказал:

– Ваш юмор, Божичко, могу понять я, потому что знаювас. Но не очень надейтесь, что поймут все. Известно ли вам, что есть люди,которые воспринимают шутки слишком серьезно?

– Спасибо, товарищ дивизионный комиссар. Но мне чихатьна этих серьезных, простите! Моя анкета чиста, как стеклышко! - бедово сказалБожичко. - Один на белом свете как гвоздь. И прекрасно. Терять абсолютнонечего, кроме шпал в петлице. А Касьянкин - лапоть и лопух, работает как колун,даже смех берет. Рассчитывает на родственность адъютантских душ.