— Господи, да почему же ты во всем обвиняешь своюболезнь?! — нервно воскликнул Сэм. Одно название этой болезни выводило егоиз себя. — При чем здесь это?

— С этого все началось, Сэм. До того как мне поставилидиагноз, все было в порядке.

— Откуда ты знаешь? Может быть, это просто послужилокатализатором. Мне иногда кажется, что нас довели до этого три года секса порасписанию и гормоны.

Раньше ему это в голову не приходило, но на самом деле всебыло возможно.

— Хочешь проконсультироваться у психотерапевта? —повторила Алекс, но Сэм только покачал головой:

— Нет, не хочу. Я хочу справиться с этим сам. —Ему хотелось только одного — Дафну. Это было его лекарство, его спасение, егосвобода.

— Я не уверена, что ты сможешь, Сэм. Так же как и я. Тыуйдешь? — спросила она, явно нервничая. Другого ответа, кромеположительного, она ожидать не могла.

— По-моему, не стоит делать этого из-за Аннабел,особенно перед Рождеством и ее днем рождения.

Алекс хотелось закричать: «А я?» — но она сдержалась.

— Я хочу некоторой свободы, — продолжал между темСэм. — Я считаю, что мы должны жить своей жизнью, не раздражая друг друга никакимиобъяснениями. Давай вернемся к этому разговору месяца через два, после днярождения Аннабел.

— А что мы ей скажем? — поинтересовалась Алекс,пытаясь скрыть свое отчаяние.

— Придумай. Пока мы живем вместе, я уверен, что онаничего не заметит.

— Не рассчитывай на это. Сегодня она меня спросила,почему мы все время друг на друга кричим. Она все понимает, Сэм. Она же недурочка.

— Тогда мы должны сдерживаться в ее присутствии, —произнес Сэм упрекающим тоном, вызвав у Алекс желание ударить его. Он пересталбыть тем человеком, которого она любила и привыкла называть своим мужем. Норади Аннабел она теперь должна была делать вид, что все в порядке.

— По-моему, это будет труднее, чем ты думаешь, —честно сказала Алекс, посмотрев на мужа. После почти семнадцати лет брака ейказалось невозможным делить одну комнату, как соседям.

— — Все будет зависеть от нас. Кроме того, в ближайшиенесколько месяцев мне предстоит множество командировок.

— По-моему, твой бизнес претерпел драматическиеизменения, — заметила Алекс, стараясь не думать об их разбившейсявдребезги семейной жизни. — Что там у тебя происходит?

— Саймон просто открыл для нас новые горизонты.

— Я все-таки считаю, что ты должен относиться к немунастороженно, Сэм. Может быть, вначале твое чутье тебя не подводило.

— А я считаю, что у тебя паранойя, и я не намеренобсуждать с тобой мои дела.

— Я вижу. И что мы теперь будем делать? Простоздороваться и прощаться в коридоре? А как насчет совместных обедов?

— А почему бы и нет, если мы к этому моменту будем обаприходить с работы? Я не думаю, что надо так резко все менять, особенно еслидело касается Аннабел. Но я перееду в комнату для гостей.

— И как ты намерен ей это объяснить? — с интересомспросила Алекс. Казалось, он все уже просчитал раньше. Теперь она не намеренабыла ему доверять, так же как и его новому партнеру, Саймону. Готовя документыСаймона, когда он должен был стать партнером Сэма, она поняла, что он ей ненравится, как не нравятся и его требования.

— Поскольку ты так плохо себя чувствуешь, — с издевкой,как будто она симулировала свои приступы рвоты, сказал Сэм, — она, яуверен, поймет, что я просто не хочу тебе мешать.

— Очень мило с твоей стороны, — холодно сказалаАлекс, мужественно скрывая всю ту боль и разочарование, что оначувствовала. — Наверное, нам предстоит интересная жизнь.

— Мне это кажется единственно возможным решением.

По крайней мере это хороший компромисс.

— Между чем и чем? Между тем, чтобы уйти от меня из-затого, что мне отрезали грудь, и тем, чтобы бросить меня в беде, потому что тебестрашно? Что это за компромисс, Сэм? Разве ты сделал хоть одну попытку помочьмне, когда все это произошло?

Все то, что она сегодня услышала, рассердило и больно ранилоее. Он был прав. Действительно, это было все равно что попасть под удар молнии,и Алекс знала, что рубец от этого удара не заживет никогда.

— Мне жаль, что ты видишь все это именно в таком свете.

Но мы должны стараться сохранить наши отношения радиАннабел.

— А по-моему, мы стараемся обмануть и ее, и самих себя.

Кого ты хочешь надуть, Сэм? Наша семья распалась.

— Я не готов к тому, чтобы развестись с тобой, —объявил Сэм, и Алекс опять захотелось встать с постели и ударить его.

— Очень благородно. А почему бы, собственно, и нет?

Ты боишься, что это будет выглядеть некрасиво? Бедной Алексотрезали грудь, но ты не можешь уйти от нее сразу же? Ну конечно, лучшеподождать несколько месяцев. На самом деле ты действительно можешь подождатьполгода, пока не кончится курс химии, а потом все подумают, что ты просто нехотел бросать меня в трудный период. Господи, Сэм, до чего же ты отвратительносебя ведешь. Ты самый большой мошенник во всем городе, и мне плевать, что тыпытаешься от кого-то это скрыть. Я-то все равно знаю. И ты знаешь. И этоговполне достаточно. Иди ко всем чертям, Сэм. Разговор окончен.

— Почему ты так во всем уверена? Я даже тебезавидую, — признался Сэм. Он хотел освободиться от нее, но не был готовуйти. Больше всего его устраивал вариант полной свободы при отсутствииответственности. Ему хотелось всего — и Дафны, и возможности вернуться к Алекс,может быть, через год. Расставаться со своей женой навсегда он не стремился.

— Ты меня сам во всем убедил, — сказала она,отвечая на его вопрос. — С того времени как мне сделали операцию, тыведешь себя как последнее дерьмо. Я могу объяснить это только тем, что тебетрудно справиться с навалившимся кошмаром, но знаешь ли что, Сэм? Это ужестаро. Мне надоело находить оправдания твоим поступкам: «Он устал… это слишкомнеожиданно… и слишком тяжело… это напоминает ему его мать… он не может с этимсправиться… ему слишком страшно…» Все это жалкие извинения, Сэм.

Слезы навернулись у нее на глаза, пока она говорила все это,да и Сэм чуть не плакал.

— Прости меня, Алекс. — Он отвернулся от жены, аона заплакала — очень тихо, так, что он не слышал. Как все ужасно складывалосьс того самого дня, когда у нее обнаружили затемнение на маммограмме! Все этобыло на редкость несправедливо, но все равно с этим надо было жить.

— Прости меня, — повторил он, посмотрев на нее, нодаже не пошевелившись, чтобы утешить ее.

Затем он вышел из комнаты, и Алекс слышала, как он ходил покабинету, а через полчаса хлопнула входная дверь.