На какой-то миг в памяти всплыл образ Чарльза — смутно вспомнилось,какое у него было лицо, когда он надевал кольцо ей на палец. Но воспоминаниеэто тотчас потускнело, разрушенное мгновенно вспыхнувшим чувством раздражения —постоянным спутником всех ее воспоминаний о Чарльзе. Ведь кто, как не он, былповинен в том, что жизнь для нее кончена, что ее раньше времени считаютстарухой.

Она резко рванула кольцо с пальца. Но оно не поддавалось.Зуав уже повернулся к Мелани.

— Постойте! — вскричала Скарлетт. — У менячто-то есть для вас, — Кольцо наконец соскользнуло с пальца и,обернувшись, чтобы бросить его в лукошко, полное колец, браслетов, часов,цепочек и булавок для галстуков, она почувствовала на себе взгляд РеттаБатлера. Легкая усмешка тронула его губы. С вызовом отвечая на его взгляд, онабросила кольцо поверх груды драгоценностей.

— О, моя дорогая! — прошептала Мелани, сжимая ееруку. Глаза ее сияли гордостью и любовью. — Моя маленькая, мужественнаядевочка! Пожалуйста, обождите, лейтенант Пикар! У меня тоже найдется кое-чтодля вас!

Она старалась снять обручальное кольцо, с которым нерасставалась ни разу с той минуты, как Эшли надел ей это кольцо на палец.Скарлетт лучше других знала, как оно ей дорого. Кольцо снялось с трудом, и накакое-то мгновение она зажала его в своей маленькой ладони. А потом тихонько опустилав корзину. Зуав направился к матронам, сидевшим в углу, а Скарлетт и Мелани,стоя плечом к плечу, глядели ему вслед: Скарлетт — вызывающе откинув голову,Мелани — с тоской, более пронзительной, чем слезы. И ни то, ни другое неукрылось от человека, стоявшего рядом.

— Если бы ты не отважилась на это, я без тебя и подавноникогда бы не смогла, — сказала Мелани, обнимая Скарлетт за талию и нежноприжимая к себе. Скарлетт хотелось оттолкнуть ее, закричать — грубо, совсем какДжералд, когда его допекали:

«Отвяжись от меня!», но капитан Батлер смотрел на них, и онатолько кисло улыбнулась в ответ. Это было просто невыносимо — Мелли всегда всепонимает шиворот-навыворот! Впрочем, пожалуй, было бы хуже, умей она читать ееистинные мысли.

— Какой прекрасный жест, — негромко произнескапитан Батлер. — Такие жертвы вливают мужество в сердца наших храбрыхвоинов в серых мундирах.

Резкие слова готовы были сорваться с губ Скарлетт — ейстоило немалого труда сдержать их. Во всем, что бы он ни говорил, звучаланасмешка. Она испытывала острую ненависть к этому человеку, стоявшему возлекиоска, небрежно облокотившись о прилавок. И вместе с тем от него исходилакакая-то сила. Она ощущала его присутствие как нечто осязаемо-живое, горячее,грозное. И ее ирландская кровь закипала в жилах, когда она читала вызов в егоглазах. Нет, она должна, чего бы это ни стоило, сбить с него спесь. Онпользовался своим преимуществом перед ней, потому что знал ее тайну, и это былоневыносимо. Значит, надо найти способ как-то в чем-то восторжествовать над ним.Она подавила в себе желание бросить ему в лицо все, что она о нем думает. Какговаривала Мамушка, мухи слетаются на сахар, а не на уксус. Она поймает этувредную муху, она ее наколет на булавку. И тогда уже не она, а он будет в еевласти.

— Благодарю за комплимент, — сказала она иочаровательно улыбнулась, делая вид, что не заметила скрытой в его словахнасмешки, — и вдвойне приятно услышать его от такого прославленногочеловека, как капитан Батлер.

Он закинул голову и расхохотался. Прямо-таки загоготал, созлостью подумала Скарлетт, заливаясь краской.

— Почему вы не говорите прямо того, что думаете? —спросил он, понизив голос настолько, чтобы среди всеобщего шума и весельяникто, кроме нее, не мог его услышать. — Почему не сказать мне в глаза,что я негодяй, не умею вести себя как подобает джентльмену и должен немедленноубираться отсюда, и не то вы прикажете кому-нибудь из этих мальчиков в серыхмундирах вызвать меня на дуэль?

Ей хотелось ответить ему какой-нибудь колкостью, но, сделав надсобой героическое усилие, она сказала:

— Что с вами, капитан Батлер? Что это вам взбрело вголову? Всем же известно, какую вы себе снискали славу своей храбростью, своей…своей…

— Вы меня разочаровали, — сказал он.

— Разочаровала?

— Конечно. Во время нашей первой и столь знаменательнойвстречи я думал: вот девушка, наделенная помимо красоты еще и отвагой. Теперь явижу, что осталась только красота.

— Вы хотите сказать, что я трусиха? — Она сразуощетинилась.

— Безусловно, у вас не хватает смелости признаться втом, что вы думаете. Впервые увидев вас, я сказал себе: таких девушек — одна намиллион. Она совсем не похожа на этих маленьких дурочек, которые верят всему,что говорят их маменьки, и прячут свои желания и чувства, а порой и разбитыесердца под нагромождением пустопорожних учтивых слов. Я подумал: мисс О’Хара —натура незаурядная. Она знает чего хочет и не боится ни открыто об этомсказать, ни… швырнуть вазу.

— Так вот, — сказала она, давая волю своемугневу, — сейчас я действительно скажу все, что думаю. Будь вы хотьсколько-нибудь воспитанным человеком, вы бы не пришли сюда и не стали быговорить со мной. Вам следовало бы понимать, что я не имею ни малейшего желаниявас видеть! Но вы не джентльмен! Вы грубое, отвратительное животное! И,пользуясь тем, что ваши паршивые суденышки как-то ухитряются обставлять впортах янки, вы, позволяете себе приходить сюда и издеваться над настоящимихрабрыми мужчинами и над женщинами, которые готовы пожертвовать всем радиПравого Дела…

— Минутку, минутку, — широко ухмыляясь, прервал онее, — вы начали прекрасно и в самом деле сказали то, что думаете, ноумоляю, не говорите мне о Правом Деле. Мне уже осточертело про это слушать, даи вам, ручаюсь, тоже.

— Да как вы можете… — горячо начала было она, но тут Жеспохватилась, чувствуя, что он готовит ей ловушку.

— Я долго стоял в дверях и наблюдал за вами, а вы меняне видели, — сказал он, — И за другими девушками тоже. И у всех былоодинаковое выражение лица, словно их отлили из одной формы. А у вас — другое.По вашему лицу можно читать, как по книге. Вас совершенно не увлекало вашесегодняшнее занятие, и могу поклясться, что ваши мысли были далеки и от ПравогоДела, и от нужд госпиталя. У вас на лице было написано, что вам хочетсяразвлекаться и танцевать, да вот нельзя. И вас это бесит. Ну признайтесь, яправ?

— Я не желаю продолжать этот разговор, капитанБатлер. — сдержанно и сухо сказала она, отчаянно стараясь вновь обрестичувство собственного достоинства. — Как бы много ни возомнили вы о себе,став «знаменитым контрабандистом», это еще не дает вам права оскорблять дам.

— «Знаменитым контрабандистом»? Да вы шутите! Прошу,уделите мне еще минуту вашего бесценного внимания, прежде чем я кану для вас внебытие. Я не хочу, чтобы столь очаровательная юная патриотка оставалась взаблуждении относительно моего истинного вклада в дело Конфедерации.