– Я еще в отеле обратил твое внимание, какие они душки. Но кажется, тебе опять на всех срать. Не думала в новом модусе отрастить собачий хвостик? Чтобы в следующий раз наблюдательные советы точно не пропустили, как ты им верна.

– Да-да. – Эдлена скучающе поднесла бутылку к его бокалу. – Угодливая карьеристка, подобострастная служка, что годами пытается влезть в новый пантеон. Мои модусы закостенели. Мои амбиции вшиты в должностные инструкции. Я предала наши послевоенные окна, заклеенные линолеумом, и гордое побирательство по столицам Европы.

Вино оказалось десертным. Оно поднималось густо, как тесто в духовке. Когда Эдлена наполнила бокал уже наполовину, а вино все лилось и лилось, Влад широко улыбнулся:

– Ого… Балуешь меня.

– Массато две тысячи седьмого, – равнодушно ответила Эдлена. – Твое любимое.

Он попытался отвести бокал. Она не позволила, надавив на край горлышком бутылки.

– Красивая рубашка.

– Теперь ты понимаешь, зачем мне те запонки?

– Я думала, к дурацкой повязке.

– Она не дурацкая. Она как у принца.

Бокал завибрировал. Стекло скрипнуло о стекло. Чтобы испортить рубашку, достаточно было пятнышка, но то, как Влад уперся локтем в стойку и как Эдлена в ответ стиснула бутылку, обещало полноводный всплеск и липкий паводок.

Я предусмотрительно отодвинулся.

– Знаешь, почему тебя так беспокоит мой образ жизни? Потому что каждый твой новый симбиоз, как и мои попытки войти в наблюдательный совет, разводят наши модусы все дальше друг от друга. Потому что ты ничего не делаешь, Влад. Ты не желаешь усложняться. Как и тридцать, и семьдесят лет назад, ты берешься только за то, что легко, выезжаешь на примитивных манипуляциях и прячешься за своей дрезденской чумой, как за надгробной плитой. Вот почему ты не выносишь мой дом, мою работу, «Палладиум Эс-Эйт»… Я давала тебе сотню шансов на новую жизнь, но ты отказался ото всех. Тогда – что еще? За что ты мне мстишь?

Влад ответил в своем стиле. Он грохнул бокал. Со стороны могло показаться, что стекло лопнуло, не выдержав давления, но я видел, как дернулась его рука.

Эдлена, конечно, тоже видела.

– Ну надо же. – Он удивленно осмотрел зазубрины на тонкой ножке. – Какая неловкость. Малой, рассуди нас. Это сойдет за ничью?

Я был в вине. Он был в вине. По животу Эдлены расползался длинный алый полумесяц, похожий, конечно, на всплеск вина, но и на полостную рану тоже.

– Не в моих привычках расстраивать тех, у кого в руках острые предметы, – сухо ответил я.

– Кусь, – констатировал энтроп, вставая.

На пол посыпались осколки. Я тоже встал, потому что Эдлена молчала; потому что с обоих краев стойки стекали бордовые ручьи, и было крайне глупо под их венозный перестук напоминать про чудом не задетую картину.

Возле холодильника стоял держатель для бумажных полотенец. Я затупил в него, обрывая сразу по три.

– Ты не права, – наконец молвил Влад. – Мне нравится твой дом.

Эдлена безнадежно вздохнула.

– Тогда займись посудомойкой.

От звуков быта повеяло хрупким перемирием. Вернувшись с ворохом полотенец, я все же напомнил:

– Так что там с картиной?

Эдлена указала мне под ноги.

– Промокни. Остальное – дай сюда. И учти, пожалуйста. – Энтроп смерила меня предупреждающим взглядом. – Все, что говорил этот человек, Минотавр, – его личные предположения. Я не знаю, почему он думал то, что думал. Он не раскрывал источников. Но ни Госпожа М., ни любое другое полотно из моей коллекции не могут быть подтверждением его слов.

Присев, я утопил в вине салфетку и переспросил:

– Госпожа М.?

– Так зовут натурщицу. – Эдлена отошла к раковине. – Даму в синем. «Госпожа М., расшивающая покров для Змееносца» – полное название картины. Это фальсификация под Рене Дескарсена.

– Фальсификация?

– Подделка, – подсказал Влад, заглянув под стойку с другой стороны.

– Я знаю, что такое фальсификация, спасибо. Я удивился, что как коллекционер вы так спокойно говорите об этом.

– В той комнате все картины – фальсификации, – ответила Эдлена. – Представлены тремя крупными блоками: средневековые гравюры, французские художники старого режима и подделки разных эпох точечно.

– Ух ты… В таком случае это очень хорошие подделки…

– Очень. И сделал их один человек. Специалисты до сих пор не знают его имени.

Я выпрямился и удивленно посмотрел на картину у ноутбука. Портреты, что висели в той комнате, библейские лубки, гравюры под стеклом размером с тетрадный лист – на первый взгляд, между ними лежали сотни лет развития художественной мысли. Поверить, что эти работы принадлежали кисти одного художника, было трудно. Ведь это значило, что когда-то жил один неизвестный мастер, умевший рисовать, как двадцать известных.

– Мы, коллекционеры, называем его Фальсификатором из Вандеи. – Эдлена вернулась и сунула мне мусорный пакет. – Самые романтичные из нас – художником, подделавшим тысячу шедевров. Тысячи там, конечно, никогда не было. Четыреста восемьдесят три работы атрибутируется на данный момент. Мы уверены, это не конечное число, но даже самой искушенной публике неизвестно, сколько на самом деле было написано картин. Большинство разбросаны по дорогим частным коллекциям. Моя – самая большая. Но недостаточно. Не так, как нужно.

Энтроп поглядела на портрет женщины в синем платье, и это был взгляд, полный мрачных предчувствий, но и сокровенного восхищения тоже. Тихая, запертая в кладовке страсть.

– «Госпожа М.» – относительно свежая находка. В нулевых она всплыла на одном из аукционов и отошла Музею Французской Революции вместе с подлинником Дескарсена – «Портретом доктора де С., играющего в шахматы со смертью». Некоторое время картины выставлялись вместе. Из-за идентичной манеры написания и перекрестных сюжетов они считались подлинниками Дескарсена, законченными им незадолго до казни. Но спектральный анализ верхних слоев подтвердил временну́ю разницу более чем в сто лет. Примечательно, что фальсификатор подправил и самого «Доктора де С.»: была завершена рука, добавлены рамка и подписи, объясняющие замысел. Вы можете сами увидеть это.

Эдлена подошла к картине и музейным проворотом запястья обвела верхнюю часть. Над плечом госпожи М., в богатом убранстве знатного дома, висела другая картина. Она изображала довольного мужчину в синем халате за шахматным столиком и отвернувшуюся от него Смерть. Судя по выражению лиц, в этой партии удача благоволила доктору.

– Оригинальная картина внутри подделки? – иронично прокомментировал Влад. – Неужто такой оммаж сразу не вызвал подозрений?

– В самой работе Дескарсена использован тот же прием. Вот здесь. «Юпитер убивает Эскулапа за воскрешение Ипполита».

Внутри картины в картине энтроп указала на стену за доктором, но я уже и сам заметил темный прямоугольный холст. В миниатюре сюжет был почти неразличим. Много белых фигур в коричнево-зеленом тумане, по-античному драматичные позы.

– Кто-то убежден, что и «Убийство Эскулапа» в подлинном размере является жемчужиной чьей-то коллекции. Будь оно так, мы переоткрыли бы старый режим. В работах Фальсификатора всегда много иронии, опережающей эпоху, которую он подделывает. Она-то его и выдает.

– Так, – собрался я. – Это круто, правда. Но при чем здесь Минотавр?

Радость обладания вмиг сошла с ее лица. Энтроп отвернулась от картины и возвратилась к уборке.

– Предполагается, что Фальсификатор