Я вдохнул, подавляя зевок:

– Он алкоголик, Ариадна, а не наркоман. В понимании Минотавра это две взаимоисключающие фракции. Как собачники и кошатники, например. Или люди, поддерживающие его, – и люди, поддерживающие Стефана. Тут ты в курсе.

Ариадна промолчала. Я заметил небольшой продолговатый предмет за ее ногой. В пятницу утром я был бы в ужасе от того, что делал. И от того, что, делая это, не сомневался в себе. Не потому, что недосып придавал мне героизма (хотя не без этого, минус пятнадцать к здравомыслию) – просто я страшно устал. От неведения, чужих многоходовок. От того, что все что-то знали и что-то скрывали, а я не знал ничего.

Я мужественно отодвинул Ариаднину ногу в этих магических колготках и подобрал предмет. Это был телефон. Тот самый, со странными, будто резиновыми кнопками и крохотным окошечком экрана. Он был включен, держал последние четыре процента зарядки. Пиксельное окошко в центре уведомляло о семи непрочитанных сообщениях. Отложив наш априкот на приборку, я рассеянно нажал на кнопку входящих. Телефон запросил пароль. Помедлив, я набрал: Три. Четыре. Три. Четыре. Девять. Спасибо, Влад. Телефон подумал, слил еще один процент зарядки – и раскрыл папку сообщений.

Последнее непрочитанное сообщение пришло сегодня из банка. Я открыл его и увидел годовую комиссию за обслуживание счета. Он был валютным, а значит, не имел никакого отношения к деньгам, которыми заведовал Виктор. Остаток в примерном пересчете показался мне астрономическим.

Предыдущее сообщение прислал в субботу вечером некто, записанный инициалом Р. «Жду среды». Вспомнив, как это делал Минотавр, я нажал на стрелочку вбок и стал перемещаться по цепочке связанных сообщений.

Пятница, 22:31.

Р.: Мне доложили, что Обержин мертв. Это по плану? Пзвн.

Пятница, 13:19.

Р.: Отправил?

Пятница, 11:56.

Р.: Не вздумай соваться туда сам. Отправь кого-нибудь, кто ей неинтересен.

Пятница, 11:03.

Р.: Пзвн!!

Пятница, 03:54.

Р.: Пзвн.

Пятница, 00:18.

Р.: Я тебе сдохну. Пзвн.

Четверг, 23:11.

Если не объявлюсь к следующей среде, либо сдох, либо еще дохну. Забери офелий.

Я вздрогнул, сообразив, что последнее сообщение был исходящим, и судорожно перемотал в самое начало. «Жду среды». Что это значило? Что он собирался делать в эти – идущие прямо сейчас – дни?

Среда, 05:54.

Р.: Жду вас троих в 7.

Среда, 02:34.

Р.: Пзвн.

Среда, 00:16.

Я облажался. Нам конец.

Понедельник, 21:19.

Надеюсь, теперь он сполна насладится своим эволюционным прорывом.

Понедельник, 21:18.

Потому что нехер мне рассказывать, что лучше для людей!! МНЕ!

Понедельник, 21:16.

Видела бы ты его рожу, когда я объяснил, кто на самом деле не дал откинуться его любимой женушке.

– Михаэль, – позвала Ариадна.

– Погоди, – пробормотал я.

Я листал дальше, раскручивая клубок сообщений, не предназначенных для чужих глаз, и время в телефоне шло вспять, и вещи, о которых я только подозревал, оборачивались фактами. Я все еще не понимал, что именно видел – но видел, точно видел, что…

– Тут билеты на самолет. Не похоже, чтобы официальные. У всех троих другая фамилия.

Я поднял голову и заметил на приборке узкий белый конверт. Перевел взгляд на Ариадну, увидел в ее руке три длинных печатных билета, слишком старомодных для отцифрованного мира, и из всех вопросов задал тот, что показался мне самым безопасным:

– Куда?

Ариадна подсветила верхний билет:

– Ба́ри-Полезе. Вылет завтра, в одиннадцать вечера.

У меня не было шанса не понять. Ба́ри – порт на юге Италии. Витиеватая надпись с магнитика на боковой стенке холодильника. Город, где Минотавр завершил свое воображаемое паломничество. Родной дом Фица и Элизы.

Если не объявлюсь к среде, забери офелий…

– Он собирался уехать, – понял я. – С ними.

– С ними?

– С близнецами. – Я поглядел в телефон. – А здесь он просит забрать их, если ничего не получится.

Какая-то часть меня препарировала это знание бесстрастно. Но другая, которую я так долго скрывал, а скрывая, холил, а холя, тайно презирал, взвыла в полный голос.

– Ладно. – Я вышел из сообщений. – Мы нашли то, за чем пришли. Заберем билеты тоже. Не хочу, чтобы кто-то еще узнал о них, пока он сам не сможет все объяснить. Там, кстати, никакой зарядки не лежит? Тут всего пара процентов…

Я посмотрел мимо Ариадны в бардачок.

– Михаэль.

– Я в порядке. Если ты об этом.

– Я не об этом. – Она протянула мне билеты.

Я отдернулся:

– Пусть будут у тебя.

Но Ариадна впечатала билеты мне в грудь:

– Они твои.

Я ткнулся в ее холодные пальцы, плотную мелованую бумагу под ними, и, рассеянно перехватив, посмотрел на верхний.

– Близнецы тут ни при чем, – сказала Ариадна. – Он собирался лететь с тобой.

На нем действительно было мое имя. Рядом с датой. Рядом с Ба́ри-Полезе. Рядом с чужой, но очевидно скандинавской фамилией, гипнотической в своем неблагозвучии.

– Какого…

Ариадна экономно перешла к следующей части:

– Билеты оформлены на подставные документы. Он хотел, чтобы о вашей поездке никто не знал.

– Нашей, – тупо повторил я. – Нашей поездке.

Я посмотрел на второй билет. С его именем все было понятно. Тогда я перелистнул на третий и, кажется, застонал.

– Габриэль, – прочитал я имя на последнем билете. – Ничего святого у человека.

– Думаю, это для девушки с картины. Он собирается вывезти ее из страны.

– Но при чем тут я?! Как он себе это представлял? Как я вообще могу куда-то поехать без те…

Тут до меня и дошло. Пока она спит, ты снова будешь свежим и бодрым. Так вот зачем ему нужна была наша реавторизация. Он хотел оставить Ариадну здесь, а меня зачем-то забрать с собой. Но смерть Яна Обержина все испортила. Поэтому

Минотавр, не веря в искру, так уповал на естественную причину смерти… Планы на поездку она бы не изменила.

Распутав крошечный узел пятничного вечера, я почувствовал, как тут же затянулись другие. Почему я? Почему в Бари? Какое к происходящему имеют отношение близнецы? Кто такая Р.? Куда и почему она заберет их в среду?

Я сунул телефон с билетами во внутренний карман куртки и открыл дверь.

– Если не появлюсь через полчаса – возвращайся к Эдлене. Утром встретимся в Эс-Эйте.

– Что ты собираешься делать?

– Да как обычно. Какую-то хрень.

Я вылез из машины. Накрапывал холодный, тонкоигольчатый дождь, но внутри меня все горело.

– Прости. – Я обернулся. – Прости, пожалуйста. Я должен знать.

Ариадна смерила меня бесстрастным, не имеющим возражений взглядом и, вернувшись к бардачку, сказала:

– Только не хлопай дверьми.

Когда Фиц открыл дверь, щурясь от коридорного света, мне показалось, что он только проснулся.

– Есть разговор, – сказал я, без приглашения заходя внутрь.

Их комната была больше нашей раза в три, почти залой. Со створок кружевных ширм, разделявших ее на две неравные части, свисали платья и ремни. Пол был завален обувью, стол – косметикой, небольшой диван у входа – очками и шарфиками из перевернутого ящика комода.

Я рассеянно переступил через связку тонких голубых ремешков, в которой с трудом опознал туфлю, когда из-за ширмы показалась Элиза.

– Михаэль, – прохрипела она, вцепляясь в ворот бирюзовой рубашки. – Что происходит?

Фиц обошел меня, стрельнул измученным взглядом. Их лица были бледными до