Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А? – не понял я. – А!
Влад на ощупь загружал посудомойку. Я видел, что он впитывал каждое Эдленино слово вместе со мной.
– Я была далеко не первой, кого навестил господин Минотавр. Одним-единственным вопросом он производил незабываемое впечатление. Либо сумасшедшего, либо идиота.
– И что он спрашивал? – Я смотрел, как в пакете исчезают бордовые, напитавшиеся вином салфетки.
– Как встретиться с автором.
Я моргнул:
– Но, погодите, разве картинам не больше ста лет?
– Преимущественно. Однако господин Минотавр считал, что Фальсификатор жив.
– Но люди столько не живут…
– А не-людям не хватает воображения для творчества, – добавил Влад, явно заинтригованный.
Эдлена рывком затянула мешок. Потому что закончила с мусором, но и в преддверии сказанного тоже:
– Господин Минотавр считал, что Фальсификатор – это троица.
Мы с Владом вопросительно переглянулись.
– Троица кого? – не понял энтроп.
– Сейчас мы точно думаем о разном… – пробормотал я.
– Они все мертвы, – сказала Ариадна.
Тут даже Влад шарахнулся. Что уж говорить обо мне. От ее бесшумного появления я дернулся, ударившись о ножку стула, и боль в мизинце, вспыхнувшая секунду спустя, засвидетельствовала крепость нержавеющей стали.
– Народ прав, – прохрипел я, когда Ариадна прошла мимо. – На тебя нужно повесить колокольчик.
Она выложила на стойку магнитную карточку и, взглянув на Эдленину одежду, разводы вина, непригодившиеся бумажные полотенца, рассыпанные вокруг, спросила:
– Все в порядке?
– Типа того.
Влад умильно вздохнул.
– И почему я не удивлен, что снежка знает все?
Глядя на нее, я был вынужден признать, что тоже не удивился. Но не потому, что привык к устройству Ариадниной памяти, к тому, что чужие знания в глубине ее оживлялись лишь правильно подобранными словами, и…
Нет.
Я вдруг понял, что уже слышал это.
Но вы и сами знаете. Они все мертвы.
– Троица – наш миф, люди его переоткрыли. – Эдлена убрала ключ в карман сорочки. – Он зародился во времена, когда всполохи цивилизации едва освещали глубины континентов. Огромные расстояния, пустыни, океаны… Мало кто видел их своими глазами. Приходилось верить. Но даже если сейчас троиц не осталось, само их существование является естественным доказательством переходящего онтогенеза наших видов. Того, что пока не удалось научно зафиксировать на уровне особи, но уже получилось воссоздать, экспериментируя с клетками в лабораторных условиях. Мутация атра-каотики в атра-каотику-сумму.
Наверное, у меня было лицо самого отстающего ученика в классе, потому что Ариадна пояснила:
– Она имеет в виду эволюцию энтропа в синтропа. В пределах особи.
– Ого, – растерялся я. – А так бывает?
Влад разделял мои сомнения:
– Ты говорила, у эксперимента были какие-то совершенно дикие, экстремальные условия. Как-то не очень похоже на естественный, я повторюсь, естественный онтогенез.
Эдлена устало села за стойку.
– Троицы обладали видовыми признаками как энтропа, так и синтропа. С биологической точки зрения это возможно, только если они были носителями атра-каотики в обеих формах.
– Но их форма убивает нашу, – недоуменно напомнил Влад. – Синтропы убивают нас так же, как мы убиваем людей. Ты же сама говорила, до первых ингибиторов побратимство скашивало нам столетия жизни! А им хоть бы хны. Существо-носитель обеих форм должно было убивать само себя – а это, уж извини, саботаж всех возможных отборов.
– Знаешь что, Влад?! Лучше б ты меня так внимательно слушал, когда я говорила тебе не шляться по коммунальным пятиэтажкам в Старом городе!
Камень был брошен, и он достиг цели, и, потемнев в лице, Влад ответил с хладнокровным презрением:
– Верую, ибо нелепо, Скрижальских. Мифы – опиум людей.
– Я не верю, а знаю. Потому что встречала троицу.
Взгляд ее, обессиленный, мазнул по картине:
– Я была слишком мала, чтобы понять существо перед собой. Чтобы вычислить, осознать его подлинную мощность. Оно видело связи в масштабе всей планеты. Вместе с маркерами – как синтроп! Бо́льшая часть событий, которыми жило это существо, никогда не происходила. Оно видело все исходы, все следствия. Все рождения. И не-рождения. Все гибели. Всё. – голос Эдлены дрогнул. – Предполагать, что какой-то там… художник, при всем моем… интересе к нему… может быть величайшим существом в мире?.. В этом-то? Который троица могла бы просчитать и полностью переделать под себя? Ведь это то, что они всегда делали. Перекраивали эпохи.
– Если это так… – обронил Влад. – Даже одного такого существа в истории хватило бы, чтобы сейчас мы колонизировали космос. Куда они, такие великие, делись? Почему все мертвы?
Я вздрогнул. Я знал.
К лучшему из исходов.
– А ты подумай, – потемнела Эдлена в подтверждение моих мыслей. – Троицы умели считать вероятности, как мы, но на объемах данных, как у синтропов. Они даже могли управлять связями, как симбионты, хотя в норме это ювенальный навык, который отваливается с возрастом. А еще они умели авторизироваться не только в носителях атра-каотики-суммы. При должном усердии они могли присвоить себе всех мыслящих существ в мире, проникнув в них изнутри системы, заставить целые народы зайти в море, чтобы уничтожить неугодную человеческую цивилизацию, например.
– Зачем? Они так сильно ненавидели людей? Или что?
– Кто-то – людей. Кто-то – энтропов с синтропами. Кто-то – мироустройство, время, естественный ход вещей. Матрицы лапласов на массивах ГСП – лишь бледное подобие той ментальности, которой обладали троицы. Они знали все фундаментальные изъяны мира и, обладая такой силой, не желали мириться с ними. Они знали, как все изменить. Как сделать лучше. У них было воображение – третий и самый опасный компонент. Подобно людям, из пустоты они ваяли новые миры и никогда не считали жертвы. Вот почему они мертвы. Либо они, либо вся разумная жизнь на планете.
Эдлена замолчала, и в наступившей тишине гудела, плескаясь мыльными водами, посудомоечная машина. Это был тихий, успокаивающий своей повседневностью звук. Никаких уничтоженных цивилизаций. Никаких перекроенных эпох.
– Вот почему Фальсификатор не может быть одним из них. – Эдлена посмотрела на меня. – Последнюю троицу обезвредили сотни лет назад. Но подавляющая их часть нашла покой еще в Древнем мире. Влад прав, останься хоть одна из троиц в живых, все было бы другим. Не было бы никаких войн. Но и мира, к какому мы привыкли, тоже не существовало бы. Я не знаю, почему этот человек так считал, я не знаю его источников – но…
– Возможно, госпожа-старший-председатель тоже так считает, – растерянно ответил я.
Наверное, в интерпретации Ариадны это прозвучало бы менее бредово. Но не она, а я был свидетелем событий, которые никогда не происходили. Это я помнил двоих, сидящих друг напротив