Лекарство стало для него магическим словом после того, какоднажды вечером Томас Хадсон напился не как-нибудь, а по-настоящему, и Бойз незахотел спать у него в постели. Принцесса тоже никогда не спала у него, когдаон напивался, и Вилли тоже. Никто не хотел у него спать, когда он напивался,только Одинокий – так раньше называли Большого Козла – и Брат Одинокого, или,точнее сказать, его сестра, ужасно незадачливая кошка с бездной всяких горестейи редкими минутами восторга. А Козел даже больше любил Хадсона пьяным, чемтрезвым, или, может быть, ему так казалось, потому что только тогда емуудавалось пробраться в столь желанную для него постель. Но в тот вечер ТомасХадсон, уже четыре дня находившийся на берегу, был пьян по-настоящему. Началосьэто в полдень во «Флоридите», где он сперва пил с кубинскими политиками,забегавшими перехватить чего-нибудь наскоро, потом с владельцами рисовых и сахарныхплантаций, с кубинскими правительственными чиновниками, выпивавшими в свойобеденный перерыв, со вторым и третьим секретарями посольства, которыеэскортировали кого-то во «Флоридиту», с неизбежными агентами ФБР, любезными итак усердно работавшими под обыкновенных, средних, нормальных молодыхамериканцев, что их профессия была всякому ясна не хуже, чем если бы они носиливедомственный значок на своих полотняных белых или полосатых костюмах.Константе готовил им двойные замороженные дайкири, они не отдавали алкоголем,но зато выпивший чувствовал себя так, как будто совершал скоростной спуск налыжах по глетчеру в облаке снежной пыли, а после шестого или восьмого стаканатак, как будто совершал этот спуск без каната. Заходили знакомые Томаса Хадсона,флотские, и он пил с ними, а потом парни из так называемого «хулиганскогофлота», или береговой охраны, и он пил с ними тоже. Но это было как-то ужчересчур близко к его работе, а он о ней-то и хотел забыть и поэтому пошел вдальний конец бара, где сидели старые почтенные шлюхи, шикарные старые шлюхи, скоторыми всякий завсегдатай «Флоридиты» хоть разок да переспал за последниедвадцать лет. Там он уселся на стул, съел сандвич и выпил еще несколько двойныхзамороженных.

Когда он в этот вечер вернулся на ферму, он был очень пьян,и ни один кот не хотел лечь с ним, кроме Козла, у которого не было ниповышенной чувствительности к запаху рома, ни предубеждения против пьянства, иему даже очень нравился роскошный запах шлюх, густой и сдобный, как хорошийфруктовый рождественский торт. Оба они крепко заснули – Козел громко мурлыча,всякий раз как просыпался, – и под конец Томас Хадсон, проснувшись ивспомнив, сколько он выпил, сказал Козлу:

– Надо нам принять лекарство.

Козлу понравился звук этого слова, символизирующего всюроскошную жизнь, коей он сейчас был участником, и он замурлыкал еще громче.

– Где лекарство, Козел? – спросил Томас Хадсон. Онвключил лампу на ночном столике у кровати, но она не загорелась. Этим штормом,который держал его на берегу, возможно, сорвало провода или произошло короткоезамыкание, до сих пор не исправленное, и тока не было. Он протянул руку кночному столику, чтобы взять большую двойную капсулу секонала, последнюю,которая у него оставалась, – проглотив ее, он мог бы опять заснуть и утромпроснуться без похмелья. Шаря в темноте, он нечаянно сбросил ее со стола итеперь не мог найти. Он шарил и шарил по полу, но найти не мог. Спичек возлекровати он не держал, потому что был некурящий, а электрическим фонариком в егоотсутствие пользовались слуги, и батареи израсходовались.

– Козел, – сказал он. – Мы должны найтилекарство.

Он встал с постели, и Козел тоже спрыгнул на пол, и онивдвоем стали искать. Козел залез под кровать, не зная, что, собственно, онищет, но стараясь изо всех сил, и Томас Хадсон сказал ему:

– Лекарство, Козел. Ищи лекарство.

Козел издавал под кроватью хныкающие крики и рыскал по всемнаправлениям. Наконец он вышел мурлыча, и Томас Хадсон, ощупывая пол, наткнулсярукой на капсулу. Она была пыльная и вся в паутине. Кот отыскал ее.

– Ты нашел лекарство, – сказал Козлу ТомасХадсон. – Ты же чудо-кот.

Держа капсулу в ладони, он обмыл ее водой из графина,стоявшего у кровати, потом проглотил и запил водой, а после этого он лежал,прислушиваясь к тому, как она начинает действовать, и хвалил Козла, а большойкот мурлыкал в ответ на похвалы, и с тех пор «лекарство» стало для негомагическим словом.

В море Томас Хадсон наряду с Бойзом думал и о Козле. Но вКозле не было ничего трагического. Ему случалось попадать в тяжелые передряги,но все у него было цело, и, даже избитый в самых страшных боях, он никогда невыглядел жалким. Даже в тот раз, когда он не смог дойти до дома и лежал подманговым деревом возле террасы, задыхаясь и настолько мокрый от пота, что виднобыло, какие у него широкие плечи и какие узкие и худые бока, лежал, не в силахпошевелиться или поглубже втянуть воздух в легкие, – даже тогда он не былжалким. У него была широкая львиная голова, и, как лев, он никогда не признавалсебя побежденным. Он был привязан к Томасу Хадсону, и Томас Хадсон был привязанк нему, уважал его и любил. Но о настоящей любви между ними, как это было уТомаса Хадсона с Бойзом, тут, конечно, не могло быть и речи.

Бойз вел себя все хуже и хуже. В тот день, когда ТомасХадсон и Козел застали его на аллигаторовой груше, он пропадал до ночи, и егоеще не было, когда Томас Хадсон лег спать. Томас Хадсон спал тогда на большойкровати в дальней комнате, где с трех сторон были большие окна, и по ночампассатный ветер продувал ее насквозь. Просыпаясь ночью, Томас Хадсонприслушивался к голосам ночных птиц, так и на этот раз он лежал без сна ислушал, когда Бойз вспрыгнул из сада на оконный карниз. Бойз был молчаливыйкот, но, вспрыгнув на карниз, он сейчас же позвал Томаса Хадсона, и тот подошелк окну и отворил его. Бойз соскочил на пол. Он держал в зубах двухкустарниковых крыс.

В лунном свете, который падал в окно, протянув тень отствола сейбы и поперек широкой белой постели, Бойз начал играть скустарниковыми крысами. Он прыгал и вертелся, гонял их лапами, как мяч вкрикете, а потом уносил одну в сторону и, припав сперва к полу, стремительнокидался затем на другую – играл так же азартно, как когда был котенком. Наконецон унес обеих крыс в ванную, а немного спустя Томас Хадсон ощутил, как чуть подалсятюфяк под тяжестью, когда кот прыгнул на постель.

– Так, значит, ты вовсе не лакомился плодами сдерева? – спросил он у кота. Бойз потерся головой о его голову. – Ты,значит, охотился и оберегал наши владения? Мой старый кот и брат Бойз. А сэтими что ты теперь сделаешь – съешь их?

Бойз только терся о Томаса Хадсона и мурлыкал своимбеззвучным мурлыканьем, а потом, уставший после охоты, он заснул. Но спалбеспокойно и утром не выказал никакого интереса к этим дохлым крысам.