– О, министр Горвейн! Пришли просить прощения? Кит, поговорим немного позже. Тебе привет от Лисанта.

Парень удивленно моргнул, но явно перестал обижаться и развернулся к выходу.

– Неужели он ждал меня тут всю ночь? – тихо спросила я секретаря, на что тот коротко кивнул и склонился в церемонном поклоне.

Ну вот, и тут кланяются. Опять не успела закутаться в плащ. Хорошо хоть Китан ничего не заметил.

– Могу я поинтересоваться, за что я должен просить прощения? – проговорил министр.

Его взгляд прошелся по мне с ног до головы, и остановился на металлическом вороте с черным камнем посередине. Я улыбалась, пока мужчина все сильнее бледнел, осознавая, как промахнулся со своими обвинениями.

– За неподобающее поведение вашего сына, а следом и ваше! – наигранно возмутилась я.

На самом деле, мне было наплевать и на него, и на Адисара. Раз Элтар не потребовал долгого разбирательства, значит, все их жалобы завернули. Но вот поиздеваться очень хотелось. Просто из врожденной вредности. Все-таки я хоть и на половину, но темная. К тому же, отец сказал, что сейчас мой организм перестраивается под ребенка. Значит, темного во мне в разы больше.

– Один запугивает, избивает, пытается сделать черт знает что… с моим братом, – криво усмехаясь, продолжила я, наслаждаясь зеленым оттенком кожи министра. – Второй потом жалобы императору строчит, и требует наказать его за поведение своего сына. Распоясались тут!

Министр пошатнулся и сделал шаг назад, а после вдруг упал на колени и простонал, хватаясь за голову:

– Я идиот! Молю о прощении, Ваше величество! Мне следовало догадаться. Любимая… он не стал бы называть парня…

– Стал, – выдал вдруг ректор. – Элизабет ведь внятно сказала, что пострадал ее брат. Так что, любимой он называл именно моего сына. А вот некоторые… весьма неприятные вещи, он совершил именно по отношению к дочери, перепутав ее с братом. Так что я в гневе.

Я подумала, о том, что теперь Горвейн старший далеко не уйдет. Ведь Элтар запретил говорить о моей нейтральной магии, а министр быстро сложит два плюс два. Было ли мне его жалко? Ни капельки! Те обвинения, которые он выдвинул против меня, могли бы отправить паренька Лисанта на плаху.

– Дочери? – промямлил Горвейн, после чего посмотрел на меня, затем, вновь на ректора и почти беззвучно пробормотал: – Сына…

– В общем, министр Горвейн, советую всегда смело смотреть правде в глаза, а не выдавать желаемое за действительное, – ответил ему мой отец.

– А я советую отозвать все обвинения, – хмыкнула я, вставляя свое веское «фи». – Иначе от меня также последуют ответные обвинения. И поверьте, мои слова подтвердятся намного быстрее.

Что там дальше лепетал Горвейн, не знаю, поскольку мне вдруг стало нехорошо. Перед глазами все поплыло, в ушах зашумело, а следом я зашаталась и почувствовала, как падаю в темное ничто.

Казалось, будто я плыву по морю, качаясь на волнах. Вначале все было отлично и даже приятно, но вскоре у меня началась настоящая морская болезнь. Немного легче стало, когда на лоб легла прохладная ладонь, и укачивание приобрело слегка другой ритм. Но полностью избавиться от тошноты и прийти в себя помог голос Элтара:

– Извини друг, но это не обговаривается. Я забираю Элизабет во дворец. Если не провести обряд немедленно, это может навредить не только ее здоровью.

– Пока вы не поговорите, и ты не объяснишь моей дочери все от начала до самого конца, вы никуда не пойдете! Она напугана и боится тебя не меньше, чем тер Солтара. А это, заметь, совсем уже недопустимо. Кстати, у вас получилось его прижать?

– Да, сейчас тер Солтар на допросе активно сопротивляется обвинениям. Пока еще рано говорить, чем все закончится, слишком многое предстоит выяснить. Надеюсь, после свидетельства Элизабет, он получит сполна. Мне уже надоело гоняться за ним и его сообщниками.

Я открыла глаза и, заглянув в любимые серые глаза, тихо проговорила:

– Только не выпускайте этого гада на свободу. Он уже дважды собирался меня убить. Боюсь, третий раз я не переживу.

– Привет, – улыбнулся Элтар, и у меня от его улыбки внутри запорхали бабочки.

– Оставлю вас наедине, – пробормотал отец, и вышел из моей комнаты в общежитии, куда меня успели перенести.

Пару мгновений мы с императором молча смотрели друг на друга, после чего заговорили одновременно:

– Прости, я испугалась.

– Прости, Лисенок, я должен был раньше все объяснить.

В комнате вновь воцарилась тишина, но в этот раз я несмело улыбнулась. Элтар же поцеловал мои пальцы на руке, которую не отпускал ни на миг, и внезапно задал мне вопрос:

– Почему ты ушла с тер Солтаром?

– Говорю же, я испугалась…

– Нет, Лисса, – покачал головой Элтар. – Я спрашиваю, почему ты ушла именно с ним.

Нахмурившись, я припомнила все произошедшее с момента моей последней встречи с императором, и виновато произнесла:

– Остальные отказались помогать… Тогда я думала, что смогу легко от него убежать. Рассчитывала выбраться из дворца и исчезнуть где-нибудь в светлой империи. Ты же сам говорил, что там женщинам можно даже учиться. Да ты вроде должен был слышать, когда я рассказывала все в кабинете у ректора.

Элтар на миг прикрыл глаза, после чего схватил меня в охапку, прижал к себе и простонал:

– Элизабет, ну как ты не понимаешь, что могла умереть? И ведь не только ты.

– Значит, ты тоже знал, что я беремена? – я выдернулась, отодвигаясь от мужчины.

– Вроде ты тоже не особо удивлена, – в полном недоумении проговорил император.

– Я об этом узнала от тер Солтара в какой-то захудалой таверне, когда мне начали кланяться!

Приподняв в искреннем изумлении брови, Элтар провел пальцем по металлическому воротнику, который моментально полыхнул алыми молниями. Затем очень осторожно поинтересовался:

– Хочешь сказать, что этот артефакт на тебя надел премьер-министр?

– Нет, я просто его примерила, – пробурчала в ответ.

– А кровь? – совсем обалдел император. – Без твоей крови он бы не активировался.

– Ну, я поцарапалась, когда открывала застежку…

Теперь Элтар попросту задохнулся от ужаса. И я реально видела страх в его глазах. В голове тут же всплыли слова Ранора, что артефакт спалил бы меня, не будь я в положении. Теперь пришел мой черед бледнеть и пугаться, но Элтар не позволил липкому страху опутать меня своей паутиной. Снова обняв меня, он прошептал:

– Лисенок, не обижайся, но все артефакты я спрячу.

– Можно подумать, они у тебя лежать на каждом углу! – фыркнула я, возмутившись такой жадности.

– Практически все в моих покоях, это артефакты, – глухо проговорил император, а после добавил: – Я все уберу, пока ты не научишься их отличать.