Баракас взглянул туда же.

— Да, вот она. Уже совсем близко. — Он повернул своегодрейка на север, в сторону горы, но перед этим добавил:

— Если нам повезет, госпожа моя, то мы устроим лагерь уподножия этой горы сегодня же вечером! Возможно, даже в ближайших пещерах —если солнце не обманывает меня!

— Почему не полететь туда сейчас? — спросил Риган. — Боятьсятам нечего.

— И больше нет причин спешить. Теперь это наш мир, Риган. Мытеперь располагаем неограниченным временем для того, чтобы исследоватьсокровища, хранящиеся внутри, и перестроить пещеры на наш вкус. — Баракасразглядывал солнце. — Это не означает, что мы будем по-прежнему прохлаждатьсяздесь. У вас есть дела; займитесь ими. Риган, ты и госпожа Шарисса поедете сомной.

— Госпожа моя? — Когда наследник подогнал своего дрейка кее, Шарисса не могла не подумать об искателях, которые некогда владели этойместностью и во многом — чего не понимал Баракас — походили на Тезерени. Они,подобно Баракасу, наверное, некогда считали, что время работает на них, а непротив них.

Империя пернатых существовала многие столетия — возможно, итысячелетия. Теперь, снова направляясь к высившейся впереди горе, обиталищуискателей, Шарисса задавала себе вопрос, просуществует ли Империя Баракаса хотябы в течение завтрашнего дня.

«Это как зубастая пасть какого-то гигантского окаменевшегозверя», — подумала Шарисса, стоя у подножия Киван Грат и глядя на отверстиепещеры, которая была их целью. Некоторым, вроде Ригана, по-прежнему казалосьглупым устраивать лагерь у подножия горы, когда они могли бы занятьсяисследованием этой пещеры. А плененной волшебнице представлялось глупостьювообще появляться здесь. Ей было стыдно, что у нее возникало желаниеисследовать это место и находящиеся внутри древности. Во всяком случае, этоотвлекло ее от цели, за которую ей следовало бороться: от бегства своего и еетоварищей.

Они возвратили Фонона в его тюрьму — фургон. Что до ТемногоКоня, то он по-прежнему оставался вне ящика (Шариссу удивило, что Баракасдержит свое обещание), но Тезерени тщательно следили за ним. После их прибытиясюда Баракас позволил ей несколько минут — но не больше — поговорить спризрачным скакуном. Темный Конь, обычно разговорчивый, становился все более иболее скрытным. Ему не нравилось, что его используют как орудие — особенно длятех дел, которые его вынуждал делать Баракас.

Атака Темного Коня в северных горах послужила сигналом, покоторому подкрепление Тезерени узнало, когда следует нападать им самим. Баракасне говорил об этом, но было ясно, что, хотя он и смог использовать волшебногоскакуна в сражении — а это могло спасти какое-то количество его воинов, — он невполне был уверен в своей власти над ним. Уже это приободрило волшебницу: еслисуществовала какая-то неуверенность, то ее можно было обратить себе на пользу.

Но каким образом? Ей приходилось быть осторожной. Баракасбыл во многом непредсказуем. Значительная часть из того, что он делал, — как онсам признавал — преследовала цель произвести впечатление, а не просто достичьуспеха. Если его собственный план означал потерю еще нескольких жизней, ноодновременно заставлял его противников тратить усилия впустую, повелительТезерени был готов пожертвовать этими несколькими жизнями.

И по какой-то ужасной, необъяснимой причине на это былисогласны и его люди — те самые, которыми он был готов пожертвовать.

Находившаяся справа от нее стражница, которая должна былаприсматривать за ней этим вечером, встала навытяжку. Шариссе даже не надо былооборачиваться, чтобы узнать причину. Баракас вызвал бы се к себе, а не подошелсам, чтобы поговорить с нею. Риган уже повидался с ней — очевидно, для жалкойпопытки возобновить свои ухаживания и добиться ее руки; как будто для этогоТезерени нуждались в ее одобрении. Из прочих Тезерени ею интересовался толькоодин.

— Есть ли какая-то особая причина, по которой ты хотел менявидеть, Лохиван?

Тот хихикнул и хриплым голосом ответил:

— С тобой мне всегда так интересно, Шарисса.

Она и не взглянула на него, предпочитая рассматриватьзловещие темные пещеры, расположенные выше. Они выглядели скорее как простотемные пятна на более светлом фоне — но этого было достаточно. Она быласогласна на что угодно, лишь бы Лохиван не торчал у нее перед глазами.

— Тебе что-то нужно?

— Только несколько секунд твоего времени. — Теперь Лохиваноказался прямо у нее за спиной. Почему-то его присутствие казалось ей дажеболее неприятным, чем обычно. Причина была не просто в его предательстве, но внекоей перемене, происходившей с ним самим. — Во-первых, твой эльф чувствуетсебя хорошо. Я не видел никаких причин вынуждать его сегодня отвечать накакие-то вопросы. Благодаря тебе он делал это очень охотно.

— Я рада… за него… но мне хотелось бы, чтобы ты пересталназывать его моим эльфом.

Лохиван обошел ее и остановился позади нее. Она слышала егодыхание у правого плеча — медленный, хриплый звук, который заставил сеподумать, а не страдает ли он от высоты. Даже если не говорить о горах, всястрана располагалась много выше уровня моря. Один-два Тезерени уже ощутилипризнаки высокогорной болезни. Однако в общем это не представляло проблемы;большинство членов клана дракона привыкло к высоте благодаря бесчисленнымполетам на дрейках.

— Он — действительно твой эльф. Я это вижу и знаю, что Ригантоже это видит. По правде говоря, он хотел поговорить с эльфом какое-то времяназад. А с тобой он, случайно, не разговаривал?

— Риган был здесь.

— И, судя по твоему тону, снова был отвергнут. Веди себяпоосторожнее, Шарисса. Сейчас каждый день жизни твоего друга — просто подарокему. Мой брат мог бы рискнуть вызвать отцовский гнев, если при этом избавитсяот соперника… даже если у этого соперника нет никакой надежды.

Она не знала, какая часть его речи обеспокоила ее больше:угроза жизни Фонона или то, что Лохиван видел, насколько близкими сделалисьдвое пленников. Возможно, у него был даже личный интерес. Он говорил не какслучайный свидетель, а, скорее, как человек, рассчитывающий что-то выиграть вэтом деле — и не просто потому, что Риган был его братом. Шарисса припомниласлова, сказанные им ранее.

— А ты тоже согласился бы рискнуть навлечь на себя гневотца? Есть у Фонона причина бояться тебя?

Его рука ненадолго коснулась руки Шариссы, вызвав у неедрожь. Стражница, конечно, предпочтет ничего не заметить — иначе Лохиванникогда не посмел бы коснуться той, кого его отец выбрал в жены наследнику.