Кадры подобрали быстро, беззастенчиво переманивая со всехконцов страны приличными зарплатами и квартирами (для размещения творческогонарода пришлось быстренько воздвигнуть неподалеку от театра красивуюдевятиэтажку). Одна беда: консервативные шантарцы в театр хаживали плохо, чтона оперу, что на балет, порой девочек из кордебалета или оперных статистов насцене бывало поболее, чем зрителей в огромном зале, терявшихся на егополутемных просторах, словно горсть горошин в пустом товарном вагоне. Забрелкак-то приобщиться к культуре классик Мустафьев – но, облопавшись в антрактеконьячку, все второе действие аккомпанировал маленьким лебедям и прочей фаунеядреным храпом. Прима нажаловалась покровителю, и тот, не раздумывая, использовалвсе свои столичные связи, чтобы Мустафьев не получил к круглой дате ГерояСоциалистического Труда. Удостоившись вместо Золотой Звезды вульгарногоТрудового Красного Знамени, Мустафьев прежестоко обиделся на родную партию ивпоследствии, с началом перестройки, как-то автоматически проскочил впострадавшие от Советской власти (но перед тем, как прогреметь матерущимантикоммунистом, успел еще выклянчить вожделенную звездочку у Горби). Попутнопострадал и поэт-прихлебатель Равиль Солнышкин, которого иногда первыйсекретарь прихватывал с собой на «ближнюю дачку», где милостиво дозволялпохлебать водочки от пуза и попользоваться официантками поплоше. Честноотрабатывая барские милости, Солнышкин от большого ума сравнил тов. Федянко скоролем Людвигом Баварским, как известно, построившим для выступлений своейпассии Лолы Монтес огромаднейший театр. Сравнение первому секретарю сначалапонравилось несказанно (он и в самом деле чудил в шантарской вотчине скоролевским размахом и замысловатостью), но потом, к своему ужасу, он узнал отдочки-студентки, что Людвиг Баварский был полным и законченным шизофреником, и,обидевшись, больше Солнышкина к господскому столу не допускал…

Все эти воспоминания лениво проплывали у Родиона в голове,пока он от нечего делать обозревал прилегающую площадь. Ирина, всегдапунктуальная, сегодня куда-то запропастилась. Вдобавок на то место, где онадолжна была стоять, приперлась молодая особа самого плебейского облика – куцаяджинсовая юбчонка с четырьмя симметричными разрезами, черная китайская майка,якобы от Версаче, дешевые узорчатые колготки и устрашающих габаритов бижутерияиз ядовито-алой пластмассы. То ли проститутка без сутенера, то ли приехавшаяискать счастья в губернский град дочка пьющего комбайнера из дальнего села,спрятавшая глаза за огромными черными очками.

Фигурка, правда, была отличная. От нечего делать Родиондовольно долго созерцал ее с вяловатым сексуальным интересом – а онанетерпеливо прохаживалась, то и дело зыркая на часы.

В какой-то миг он вдруг опознал Ирину в этой дешевой биксе.Присмотревшись, понял, что ему не почудилось. Посигналил. Она отвернулась –забавно совместились плебейский облик и гордая стать новоявленной дворянки,словно вспомнив что-то, обернулась к машине. И быстро направилась к нейзнакомой походкой.

Плюхнувшись на сиденье, быстро поцеловала в щеку, дернулаточеным плечиком:

– Хорошо ты замаскировался, я и не узнала сначала…

– Взаимно, – сказал Родион. – Значит, богатыебудем, а?

Потянулся снять с нее очки, но она отстранилась, мотнулаголовой:

– Поехали. Куда-нибудь за город, в безлюдье. У меня тричаса… уже два пятьдесят четыре.

– Ну, это масса времени… – беззаботно пожал он плечами,отъезжая от кромки тротуара.

– Я бы не сказала… Уйму дел надо перелопатить, – инетерпеливо потеребила объемистую дешевенькую сумку. – Откуда у тебя такойэкипаж?

– Заработал вот.

– А хвостов следом не тянется из-за твоей… работы?

– Бог миловал.

– Я серьезно.

– И я, – сказал Родион. – Убедился на собственномопыте, что новичкам всегда везет. Теперь главное – не зарваться и спрыгнутьвовремя с поезда…

– Прекрасно, что ты это понимаешь… – Ее голос моментальноутратил появившуюся было настороженность. – Глупо будет, если провалишьсяпотом на какой-то мелочи…

– Не занимаюсь я, ты знаешь, мелочами, – сказал онгордо.

– Хочется верить…

Миновав длиннющий мост, он продолжал ехать прямо – кзеленевшим впереди сопкам, чьи склоны, словно коростой, были покрыты россыпьюдешевеньких дачек. В плане губернский град Шантарск больше всего напоминалдлиннющий меч – километров тридцати в длину, но чуть ли не вдесятеро меньше вширину. Уже через четверть часа мощная машина оставила позади дома и асфальт,запетляла по широкой немощеной дороге среди сосен.

– Давай сначала разделаемся с житейскими мелочами, –сказала Ирина чуть напряженно. – Собрали мне кое-что о твоей благоверной,не столь уж трудно оказалось.

– И что? – жадно спросил Родион.

– Да ничего интересного. Есть любовник. Материалов у меня ссобой нет, потом скажу, куда тебе поехать… Давай о вещах посерьезнее, хорошо?

Ее голос был напряженным, временами чуть срывался. Иринанаконец-то сняла массивные дешевенькие очки, глаза казались бездонными – синяяпропасть, озаренная изнутри далекими непонятными зарницами, то ли мирными закатами,то ли отсветом отдаленных пожаров. Глядя на нее, Родион лишний разпреисполнился мужского самодовольства – и оттого, что такая женщина стала еголюбовницей, и оттого еще, что ничуть не потерял головы, не угодил под каблук.

– Скованная ты какая-то… – протянул он.

– Да неужели? – отозвалась она с ноткойязвительности. – Знаешь ли, впервые приходится планировать не простоубийство, а безвременную кончину собственного мужа. Нечто новое. Весьма даженепривычное, я бы сказала. Столько лет прожили, еще с Советской власти… но нежалко, ничуть. Непривычно просто. Родик… – Она помолчала. – Совершенноуверен, что сможешь…

– Я вчера застрелил человека, – неожиданно для себясознался он, глядя ей в глаза.

Синяя пропасть осталась столь же бездонной.

– Правда? – спросила она спокойно. И ответила самасебе: – Правда, с таким лицом не врут… Как все вышло?

– Буднично. Он с большой долей вероятности охотно застрелилбы меня сам. А потому и угрызений совести нет. Ни малейших. Это тебе небезвинному прохожему в спину пальнуть…

– Я не это хотела сказать… скверно сформулировала, видимо.Тебя будут искать?

– Искать-то будут, – сказал он тихо. – Но, я теберучаюсь, следов и зацепок не осталось. Не переживай, я смогу. Все будетнормально.

– Ох, как хочется верить… – Впервые за все время ихзнакомства в Иринином голосе слышалась растерянность, женская слабость. –Посмотри фотографии и хорошенько запомни эту рожу.

– Вполне благообразный дяденька.

– Ага, – рассмеялась она с горькой иронией. –Вроде гестаповского Мюллера. Заверяю тебя, интеллекта и хитрости не меньше, чембыло у Мюллера. Он у муженька заведует службой безопасности. И частенькоотирается на Кутеванова. Допускаю даже, что там могут оказаться его люди,замаскированные под мирных клерков. Ты это обязательно должен учесть. И вслучае чего, коли придется столкнуться лицом к лицу – вали без колебаний. Еслион тебя засечет за работой, считай, провалимся оба. Отыщет. Нет, снимки ты мневерни… Запомнил?