было достаточно. Проклятье, третий день они сидят в этой дыре и ни туда, ни сюда. Вчера после разговора с Замиль она опять поковыляла в городок, просто чтобы чем-то заняться. Приятно было прогуляться по узким улочкам, где так веяло её марсальским детством, кроме того, её там уже некоторые узнавали.

Впрочем, и в городишке делать было особо нечего.

Приподнявшись с камня, на котором сидела, она оглянулась. Дорога здесь выныривала из небольшого скалистого плато и шла по-над берегом, море лениво плескалось в каких-то ста метрах от неё. Спуск к нему покрывали мелкие камешки, но в одном месте в воду уходила старая платформа со ступеньками. Кто-то явно купался здесь в прежние времена, или даже сейчас? В детские годы и в отрочестве Таонга тоже очень любила пляжи и даже неплохо плавала и ныряла с маской. Потом с ними случилось… ну то же, что и с алкоголем, да. Махдисты сначала закрыли их вообще, потом разрешили доступ только мужчинам, потом и женщинам, но только в буркини. Примерившая эти тряпки раз, Таонга осознала, что на пляжи она больше не ходок.

Но здесь, на этом забытом Аллахом и людьми островке и полиции-то толком нет, либо она состоит из старых людей. Вон как свободно они граппу гонят. В голове вдруг мелькнула шальная мысль сбросить всю одежду и поплескаться в море нагой, но подумав, она её отбросила. Со вздохом приподнялась и двинулась в сторону их домика. Можно, конечно, ещё хлебнуть крепенького и…

Обогнув очередную скалу, буро-серую, в пятнах птичьего помета, она увидела перед собой всё тот же лазоревый перелив моря. Здесь снова можно было выйти к нему, спустившись с грунтовой дороги по усыпанному валунами взгорью. И тут вдоль моря тянулся узкий пляж – ровная полоска не то песка, не то какого-то очень мелкого каменного крошева, за которым обломанными зубьями торчало несколько скал, окружённых пенистой оборкой. Не в силах противостоять искушению, Таонга всё-таки свернула и начала осторожно перепрыгивать с камня на камень, пока не оказалась на ровном месте. Отсюда до воды было не более сорока метров. Чёрт, каким же хорошим местом был этот пляж… когда-то. Наклонившись, она распустила замочки сандалий и стянула их с ног. На подъёме одной стопы всё ещё был налеплен огромный пластырь – место, откуда она выковыряла заряд из «тычка». Интересно, будет ощущаться, если окунётся?

Когда Таонга зашла по щиколотку в воду, она даже зажмурилась от того, насколько приятным было море – прохладным, но ровно до той степени, чтобы нежить, а не кусать. Место раны заметно пощипывало, но она всё равно решила не выходить и медленно побрела дальше по мелководью.

Берег вился перед ней, равнодушно принимая накатывающиеся волны, и Таонга здесь и там натыкалась на следы людей. Да, местные явно приходят сюда, чтобы окунуться, наверняка в неподобающем одеянии. И наверняка нарушая при этом и другие хадисы Закона Махди. Вот там явно жарили мясо, до сих пор видны следы от мангала, а вот и ещё одна платформа, под которой на волнах качается какой-то обрывок ткани, а вот там… Таонга усмехнулась про себя, задумавшись, решаются ли и женщины здесь раздеваться до купальников? Или даже здесь опасаются тайной стражи Ордена Верных, днём и ночью отслеживающей куфра? Вообще странно, что в такой прекрасный день никого нет. Может, местные сюда приходят под вечер, когда солнце не такое яростное?

Едва успев подумать об этом, Таонга вздрогнула, увидев метрах в трёхстах впереди человека. Человек – даже на таком расстоянии она видела, что это был мужчина – медленно спускался по склону.

Она напряглась, хотя никакой опасности не ждала. На этом островке едва ли есть налётчики, да и у неё с собой, в любом случае, ничего ценного, кроме старого наладонника. Она сощурилась, мысленно пожалев о своих острых юных глазах – последние годы они заметно ослабли. Нет, лица не разглядеть, конечно, но одет, кажется, как местные, и в походке есть что-то знакомое…

Таонга вышла на линию прибоя и двинулась навстречу мужчине отчасти из неясного любопытства и предчувствия, отчасти потому, что ей в любом случае надо будет пройти мимо него по дороге в домик. По пляжу ли, по дороге – какая разница. И всё же даже отсюда ей казалось, что человек этот ей знаком – она опять сощурилась, затем подняла руку и оттянула веко. Лица не видно, но… Женщина охнула и почувствовала, как её сердце вдруг болезненно ёкнуло в груди, а в горле возник ком. Она опустила руку и беспомощно выругалась сквозь зубы. Да, мужчина был похож на Салаха, хотя отсюда сказать трудно, но даже если и он, то какое ей дело? Она делила с ним постель, ну так и что – со многими делила. И не глупо ли ей нервно сглатывать и чувствовать, как что-то трепыхается в груди и ноет внизу живота, стоит только бородатому муташарриду появиться в поле её зрения?

Так увещевала и ругала себя Таонга, когда, выйдя из воды на пляж, шла Салаху навстречу. Она окончательно убедилась, что это он, когда мужчина, встав на ровное место, опустился на колени. Кто бы ещё стал творить намаз в этой дыре? Вот ведь странно, ей иногда казалось, что мавританец совсем не набожен. В конце концов он занимался делом, которое громко поносили на проповедях бородатые имамы, он откровенно не любил махдистов, он не соблюдал многих из хадисов и таскал запретные вещи из Земель Беззакония, но… Ей пару раз случалось видеть Салаха за намазом. Он опускался на колени, всегда лицом на восток, не на юг, к родной Тиджикже, и его лицо становилось… нет, оно не искажалось истовым пылом, как у особо рьяных махдистов, которые делали из своих молитв настоящее маленькое представление. Салах повторял слова спокойно и ясно, не как истово верующий, а скорее, как ребёнок, говорящий с отцом. Он…

Пока она подошла, Салах (это всё-таки оказался он) успел закончить намаз, приподнялся и отряхнул джинсы. Подняв глаза, он посмотрел на приближавшуюся Таонгу так, словно только что её увидел, и поднял руку то ли в приветствии, то ли подзывая.

Таонга кивнула и махнула рукой ему в ответ. В груди резко стало тесно, и она начала на ходу придумывать, что можно сказать. Cazzo, как влюблённая школьница! Ей не выпадало возможности поговорим с Салахом наедине с Марсалы, да и там… Она ждала,